Нину с розовой повязкой для сна, а потом ещё пытался понять, что вообще на меня нашло.

— Свет, может, у тебя циклы какие-нибудь сбились, поэтому вся жизнь вверх тормашками? Может, возраст и пора тебе к врачу...

Шиплю, чтоб он тортом своим подавился.

— Да я же просто волнуюсь... Просто пойми, я тебя не понимаю сейчас совершенно, что с тобой происходит? Ты заметила, что в зале часы стояли, что хлеб зачерствел, что... Да полно всего, оглянись.

Оглянулась и выдала:

— Считай, что я перерождаюсь.

Он морщится своим красивым лицом, отламывая тортик.

— Тебе было со мной настолько плохо?

— Мне просто было плохо, Тим.

Искренне пытается заглянуть в глаза.

— Я не замечал.

— Я знаю.

А ещё знаю то, что этот вечер (ладно, ночь) похож на день сурка, ибо примерно это же сказал мне Артём. Они оба не замечали да и не должны были.

— Пойми, я правда думал, что всё в порядке. Что тебя всё устраивает...

Обрываю его бичевания.

— Я знаю, Котов. Иди уже домой, ладно?

Кивает.

— Слушай, я подумала... а тебе Нина случайно не симпатична?

Подавился, кашлянув.

— Тебе точно надо к врачу...

Вот и поговорили, вот и все откровения за 7 лет.

Встаю, на прощание легко поцеловав его в щеку в последний раз. Щетина колется его любимым парфюмом, и я опять понимаю, что не мой вкус... Хотя он столько сил вкладывает в себя... Как его ещё раньше не отбили?

— Ты говорил со своей мамой?

Кивнул.

— Что она?

— Думает, что я увязался за кем-то. — Показал еле заметный синяк на виске, улыбнувшись. — Зато твоя мать всё зовёт меня на пироги... А, да, там ещё на госуслугах подтверди заявление.

— Извини, я поговорю с обеими...

Отмахнулся, прошептав "Сам разберусь, перебесятся, не лезь", убирая посуду в раковину. Снова... Даже странно как-то. Словно и не он вовсе.

Кажется, мне на самом деле становится легче. Жить с осязаемым чувством вины на второй стороне кровати — всегда тяжело.

А теперь что? Теперь у меня есть я сама, диван, черепашка и... И всхлипы из розовой комнаты, мать её.

Розовым кошмаром. Поездкой и лёгким касанием.

Светом и розовой дымкой

Стучу в собственную дверь, от чего всё резко замолкает на миг, а потом вновь уходит в подвывания. Она там головой треснулась?

— Нин, я вхожу.

— Не...

Не успевает. Как хорошо, что нет у меня замков на двери. Всматриваюсь в её тельце, что клубочком свернулось на кровати и прячет лицо тоненькими руками.

Вздыхаю, оседая на любимый серый ковер, сдвигая женские журналы подальше.

— Что с тобой?

Бубнит, всхлипнув.

— Ничего.

— То есть, это для тебя в порядке вещей? Я буду знать, только скажи...

Поднимает зареванные глазки.

— Ну?

— Почему жить так сложно?

И я... Я теряюсь. Ибо слышать это от розового единорога (пижама), ну, прямо... Неформат.

Она принимает моё замешательство всерьёз, опять уползая в свою розовую раковину... Рашевский, чтоб тебя! Уверена, что почти все мои проблемы — твоих рук дело.

— Так, давай, вылазь, карамелька, поговорим. — Хлопаю её по спине. — Давай-давай, Нина.

Ни в какую.

— Ну, что ты? Что не так? Из-за диплома? Тимофей... Анатольевич сказал что-нибудь не то? Или ты из-за Артёма?

В ответ Нинуля шмыгнула носом и всё же убрала руки, посмотрев так, будто в любой момент может утопить меня слезами. Ого, да у нас тут царевна Несмеяна родилась? Хорошо, идём от обратного.

— Нин, что не так с твоей жизнью?

— Всё не так...

Ох, уж этот максимализм. Беру её за руку, замечая неестественные следы на запястье. Что за ерунда?

— А конкретнее, конфетка?

— Свет, иди спать...

— Давай поговорим. Что с дипломом?

Надулась, пытаясь вырвать руку, которуя я тихонько поглаживаю.

— Почему Тимофей Анатольевич считает меня такой ду-у-урой? Я чуть не обнулилась, пытаясь понять всё, что он говорил, но это же не значит...

— Кто факультет выбирал?

Отвела взгляд.

— Папа.

— Потому что "ногти — это не профессия"?

Кивнула, опять допустив дрожь губ. Больно?

— Ну, у тебя есть салон, разве нет?

— Это тоже он... Хотел показать, что я не справлюсь.

А я думала, Артём...

— Интересный способ спустить деньги. Возьми и справься.

Посмотрела, шмыгнув.

— Думаешь, это так просто?

— Уверена, что нет. Но пойми, что это шанс не только что-то ему доказать, но и вырасти самой. Займись юр.частью, пиаром, используй свои соц.сети, привлеки девочек-подружек...

Нина ложится на спину.

— Что не так? Что у тебя с отцом?

Вытирает свободной рукой слезы, пока вторая до сих пор у меня.

— Ничего... Его нет. Он, как Торренто, всю жизнь появляется только, когда моему миру приходит крендец.

— Например? — Вспоминаю, что этот "взрослый мужчина" на что-то намекал раньше. — Что-то случилось серьёзное до Артёма?

Простонала, закрывшись.

— Нин, я помочь хочу.

— Ну, я... Я как-то тусила с ребятами, а потом один меня... Ну, напоил и...

И понятно.

Сглатываю, пока Нина давится слезами и прикусывает губу, обронив одно:

— В первый раз.

Нет, я не ожидала. Вот тебе и красивый профиль в Инстаграме, дубль 2.

Смотрю на неё уже какую минуту.

Это многое объясняет, скорлупа объясняет её эгоизм, невидимый домик, куда она всё прячется, но...

— А Артём?

— Он нежный... И надёжный... — Потерла нос. — Был, пока ты не появилась...

Помолчала.

— Папа тогда всё почти сразу узнал, а Тёмчик оказался рядом с ним и забрал к себе.

Нежный? Надёжный? Рашевский? Мы об одном человеке? Ладно, допу-у-устим, что это её деформация после пережитого, или я его толком все же не знаю.

— Нин, не совру тебе сейчас, у всех, наверное, было всякое в жизни, у меня тоже. Я не подпускала никого до мужа, но могу, если ты позволишь, понять и не осуждать, наверное.

Только на душе от этого менее тошнотнее не становится. Ну да ладно.

Пытаюсь найти слова, что могли бы вернуть ей улыбку и тут вдруг понимаю одно.

— Ты же не из-за этого всего заревела, да?

Оп, дернулась, опять закрываясь. Так, что произошло раньше? Ну-ка, думаем... Написал кто? Артём опять? Или может... Да ну нет.

— Ты из-за меня? — Замерла. — Стоп, тебе... Что... Правда... Он