древним Гастингсом вставали контуры молодого и живописного Брайтона.

Еще в начале XVIII века это была обычная прибрежная рыбацкая деревушка, называвшаяся Брайтхелмстоун. Но в 1750 году знаменитый английский физиолог Ричард Рассел опубликовал книгу о пользе морской воды и стал рекомендовать своим пациентам кристально-чистый морской воздух юга Англии. В итоге Брайтон стал популярнейшим курортом.

Сейчас одна из улиц города носит имя доктора Рассела. Популярности прибрежному городку и морскому купанию добавил и король Георг IV. Получилась своеобразная рекламная кампания, положившая начало процветанию Брайтона. Теперь бывшую неприметную деревушку именуют Прибрежным Лондоном. Сердце Брайтона — район Стин, выросший на месте осушенного устья реки. В нем расположилась главная достопримечательность Брайтона — знаменитый Королевский Павильон, построенный в 1815–1822 годах под руководством знаменитого архитектора Джона Нэша.

Портсмут вырос справа по курсу «Орджоникидзе» точно по графику следования. Крейсер шел без опоздания.

Бывший на протяжении восьми столетий английской морской столицей, Портсмут на отдалении выглядел спокойно и солидно. Площадь гавани составляла семь квадратных миль, включая первый в мире сухой док, построенный здесь еще в 1495 году, равно как и многочисленные оборонительные сооружения.

Гавань Портсмута

Над старой городской верфью развевались флаги исторических кораблей Портсмута. Среди них — штандарт флагманского корабля Генриха VIII «Мэри Роуз», затонувшего в 1545-м, флаг королевского флагмана «Виктория», на котором в Трафальгарской битве погиб адмирал Нельсон, а также знамя первого в мире корабля из железа «Уорриер».

На подходах к гавани всего в миле от нее стояла крепость из железа и кирпича «Спитбэнк Форт», построенная еще римлянами более 1600 лет назад. В действительности от первоначального облика римского форта сохранились лишь впечатляюще высокие стены и башни.

Тем, кто бывал в Портсмуте, как и каперангу Степанову, не удавалось избежать и еще одной достопримечательности города — дома-музея гениального Чарльза Диккенса, родившегося здесь в 1812 году в семье флотского чиновника.

Побережье западной Англии встречало советские корабли гранитными утесами и пещерами вперемежку с усыпанным галькой берегом и песчаными пляжами.

Весной и летом земля и скалы здесь покрываются растительным ковром, привлекающим насекомых и бабочек, на которых в свою очередь клюют разнообразные пернатые. Они кружат над берегом, словно часовые. Порой отправляются в море и кружат над проходящими мимо кораблями.

Вот и теперь над троицей военных кораблей, шедших к Портсмуту, поднялись и парили чайки.

Британия — дело тонкое

17 апреля, вторник.

Лондон, Кенсингтон Пэлас Гарденс,

посольство СССР

В кабинете посла, устроившись за рабочим столом друг против друга, сидели двое. Два опытных дипломата, два посла Советского Союза в Лондоне — один бывший и один нынешний — Андрей Андреевич Громыко и Яков Александрович Малик.

Утром следующего дня начинался официальный визит руководителей СССР в Великобританию, визит, который оба готовили не один день и за который оба несли ответственность. Накануне приезда Хрущева и Булганина в Лондон они сочли необходимым еще раз в деталях обсудить готовность дипломатической службы к предстоящей работе.

Громыко прилетел в Англию днем раньше. Здесь, на Кенсингтон Пэлас Гарденс, многое было ему знакомо, и мало что изменилось за истекшие три года со времени его отъезда. После девяти лет работы в США в 52-м его новой послевоенной зарубежной миссией стал именно Лондон, Правда, ненадолго. Послом в Англии он не проработал и года: после смерти Сталина его срочно отозвали в Москву.

Как и в 48-м, когда по приказу из Центра Громыко оставил пост постоянного представителя СССР при ООН, так и в 53-м уже на должности посла СССР в Великобритании его сменил Яков Александрович Малик.

Молотов постепенно сдавал свои позиции, отступал с авансцены. А после прошедшего два месяца назад ХХ съезда, осудившего культ личности Сталина, и вовсе оказался фактически в оппозиции, не разделяя курса Хрущева на разоблачение сталинского курса партии.

— Как здоровье Идена? — спросил Громыко, просматривая последние посольские материалы по визиту. — Возможна ли отставка? Как ты полагаешь, Яков Александрович?

— После проведенной в США операции дела у него, кажется, идут на поправку. Но вероятно, нас лишь хотят в этом убедить. Есть основание полагать, что замена все-таки возможна.

— И кто же потенциальный преемник?

— Называют двух кандидатов: Батлера и Макмиллана.

— А кого бы из них выбрал сам Иден?

— Батлер — податлив и легко управляем. Для Идена — это и сторонник, и союзник. Макмиллан — своего рода диссидент в кабинете министров. Несогласие, если оно возникает по каким-то принципиальным вопросам, Макмиллан никогда не скрывает. Его под контролем не удержишь. Для Идена это невыгодный партнер, но для страны — наилучший выбор, если иметь в виду консерваторов.

Андрей Андреевич внимательно слушал посла, кивал головой, молчаливо соглашаясь с его мнением.

Эти два дипломата — Громыко и Малик — были во многом похожи. Не только тем, что один сменял другого на освобождаемых должностях в Нью-Йорке, Москве или Лондоне. Оба были, пожалуй, лучшими специалистами своего дела в те годы. Отменно знали английский язык и дипломатическую службу. Были трудоголиками, готовыми работать в своих кабинетах до глубокой ночи и заставлять не покладая рук трудиться своих подчиненных. Оба были прекрасными собеседниками для своих зарубежных партнеров: знающими, квалифицированными, умеющими вести диалог. Обоих отличало умение при любых обстоятельствах отстаивать позиции своей страны, защищать ее интересы как свои собственные. Оба являлись людьми одного поколения, поколения большевиков. Малик был лишь на три года старше Громыко, хотя выглядел, пожалуй, моложе. Но также стильно, подтянуто, строго.

Он родился в 1906 году в Харьковской губернии. В МИД пришел в 31 год с хозяйственной и советской работы на Украине и после непродолжительного периода работы в центральном аппарате был направлен в посольство СССР в Японии в качестве советника.

В 42-м Сталин назначил его Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Японии, где он оставался до разрыва советско-японских отношений в 1945 году. Эту свою командировку Малик считал самой ответственной и памятной. Позднее на встречах в узком кругу он любил рассказывать о разных интересных случаях и ситуациях из своей дипломатической практики. Ну и, конечно же, о том, как в 1945 году вручал японскому императору ноту советского правительства об объявлении Японии войны. Похоже, это событие он считал очень важным, возможно в какой-то степени знаковым в своей жизни.

— Будем вносить какие-то изменения в проект коммюнике? — поинтересовался Громыко.

— А в этом есть необходимость? — ответил вопросом на вопрос Малик.

— Полагаю, что нет.

— Других документов подписывать не предполагается? — спросил Яков Александрович.

— Хорошо бы с этим коммюнике не было никаких