группа «Джек», кроме двух радисток и командира, которым вести наблюдение не положено.

Наблюдатели соревнуются друг с другом. Через несколько дней выясняется, что точнее всех засекает войсковые и грузовые перевозки не прежний «чемпион» Ваня Мельников, а Натан Раневский.

Но вести наблюдение день за днем, ночь за ночью, на голодный желудок невозможно. Значит, отдежурил смену, поспал шесть часов — вставай и топай на хоз-операцию, за продуктами. А идти надо не ближе чем за пятнадцать — двадцать километров от лагеря.

Стоянку же приходится менять ежедневно. На старые места возвращаться не рекомендуется — как-то сунулись, а там жандармская засада.

— Работка не пыльная, — посмеивается, придя с дежурства у «железки», Ваня Мельников. — Весь день лежишь себе на травке под кустиком. Озон, дача, заграничный курорт!

После недели такого «курорта» у разведчиков подкашиваются ноги, неудержимо слипаются воспаленные от напряжения глаза. Белки глаз покрываются сплошной сеткой красных жилок.

Двадцатого августа Аня и Зина передают разведсводку о движении эшелонов по железной дороге Кенигсберг — Тильзит. Первую часть — сводку за 18 августа — передает Зина, уйдя с Ваней Белым за пять-шесть километров от лагеря. Вторую часть отстукивает Аня, отойдя под охраной Вани Черного на такое же расстояние в другую сторону. Пусть у фрицев печенка лопнет, когда они узнают, что уже две рации работают под Меляукеном, пусть чихают немецкие овчарки, нюхая табак там, где радисток и след простыл!.. Чтобы еще больше досадить фашистским слухачам-радиошпионам, Аня и Зина постоянно меняют свой «почерк» в эфире — пусть фрицы думают, что их леса кишмя кишат советскими радистами-разведчиками!

…В тот день ели последние куски испорченного мяса.

— Ну прямо как на броненосце «Потемкин»! — мрачно шутит Ваня Мельников.

Зато наблюдать теперь стало легче. Над «железкой» чуть не всю ночь светит полная луна.

Из радиограммы Центру № 13 от «Джека», 21 августа 1944 года:

«Мельников, Овчаров и Тышкевич, выйдя на хозоперацию, по ошибке зашли прямо в казарму к немцам. Обошлось без потерь, но продуктов не достали. В другой деревне тоже обстреляли. Голодаем. Просим подготовить груз. Завтра сообщим координаты…»

… — Только вот что, старый герр, и вы, фрау! Никому о нашем посещении ни слова! Если донесете, пеняйте на себя! Нас не поймают, а вы будете наказаны по всей строгости военного времени, понятно? Клянитесь богом и фюрером, что будете держать язык за зубами. Переведи им, Натан!

Раневский переводит, и немцы — старик и его дочь — клянутся, трясясь от страха, что никогда и никому, видит бог, не расскажут они о ночном визите.

— Это чья фотокарточка? Кто этот унтер-танкист? Муж? Клянитесь мужем, что не донесете на нас!

— Клянусь мужем и детьми! Да отсохнет у меня язык!..

— Чтобы вы не стреляли нам в спину, я вынужден забрать вашу охотничью винтовку!

— Пожалейте старика! Винтовка зарегистрирована в гестапо!

— В таком случае, вы найдете ее на опушке леса!

Раневский и Целиков осторожно выходят за дверь, где их поджидает, прячась в тени от лунного света, Юзек Зварика. Юзек, отличный плотник, золотые руки, проводит рукой по двери, со вздохом говорит:

— Хорошо строят, черти!

Не успевают они перемахнуть через железную ограду с тремя тяжеленными мешками за спиной, как позади раскрываются окна и немцы начинают истошно звать на помощь.

И уже вспыхивают тревожные огоньки в окнах соседнего фольварка за дорогой.

Раневский в сердцах разбивает винтовку немца о придорожное дерево, швыряет в кусты.

Зварика останавливается:

— Сволочи! Пойду шницель из них сделаю!..

— С ума ты, парень, сошел! — возражает Ваня Целиков. — Они уже закрылись на все замки…

— Дом спалю! — кипятится Зварика, отлично сознавая, что ничего такого он не сделает.

А в полукилометре, за речкой, уже сверлит ночную тишину свисток патрульного ландшутцмана.

— Успокойся… Просто они больше боятся гестапо, чем нас! Пошли! Скорей! Ребята который день не ели!

По дороге в лагерь Ваня Целиков запускает руку в мешок, отламывает кусок копченой колбасы.

— Не смей! — строго говорит Зварика. — В доме лопай, сколько влезет, а из мешков не смей — это общее!

Какой будет в лагере пир! Свежий хлеб, двухвершковое копченое сало, домашняя колбаса, вареное мясо, масло, сыр, бутылка сидра и специально для Ани с Зиной — банка мармелада!

Но Шпаков немедленно накладывает свою железную руку на все эти трофейные яства, дает отведать только малую их часть. И никто не просит добавки, никто не жалуется. Все знают, как трудно достаются продукты. Их надо растянуть как можно дольше.

Усталость валит с ног. Все чаще ходят наблюдатели на «железку» не по трое, а по двое. Ходит, вопреки правилам, и Шпаков, командир. Аня сама напрашивается на дежурство, на хозоперацию, ей кажется, что она, радистка, отстранена от боевых дел, но Шпаков и слышать об этом не хочет.

— Пойми, Анка-атаман, — ласково говорит он девушке, — если меня убьют, на мое место встает Мельников. А кто заменит тебя?

— А меня заменит Зина!

— Нет, так нельзя. У меня, можно сказать, шесть заместителей, а вас с Зиной — двое. Без связи с Большой землей «Джеку» нечего тут делать!

Порой Шпаков относится к Ане совсем не по-командирски. Но Аня давно отбросила всякие посторонние мысли. Еще успеется — там, на Большой земле. К тому же Коля давно нравится Зине…

— Вот, передай-ка лучше разведсводку Центру! У тебя ведь и так забот хватает. Ты и радист, и врач, и повар, и интендант, и стрелок, и пехотинец… Эх, Анка, Анка! А все-таки я, убей, не пойму, зачем надо было вас-то, девчат, в такое пекло посылать. Да что у нас, парней, что ли, не хватает!

— А нас никто не посылал — мы сами сюда полетели!

Шпаков окидывает Аню восхищенным взглядом. Он поражается не внешней ее красоте, нет, Аню не назовешь писаной красавицей. Девичья красота — позолота. А всякая позолота легко сходит. Особенно в таком пекле. Командира радует красота души этой девушки, твердость и глубина ее взгляда, яркость улыбки — сто свечей, не меньше!

Час за часом, в дождь и под палящим солнцем, в ночи лунные и безлунные лежат у железнодорожного полотна разведчики. Смотрят днем в бинокль, считают вагоны с белым клеймом ДР — «Дейче Рейхсбанн» — серо-черные вагоны, камуфлированные желто-зеленой краской, считают платформы с шестиствольными минометами и огнеметными танками. Кое-какие грузы на