— Всё пошло не так… Всё должно было быть по-другому…

— И как же по-другому, позволь узнать? Как ты хотел обтяпать эту историю? Повесить картинки у себя в спаленке и любоваться на них со своей блондиночкой? Это правильно. У молодежи надо воспитывать хороший художественный вкус. Тут ты, конечно, молодец, сказать нечего.

Господина Лунца бросило в пот, он задохнулся и выпучил глаза.

— Ну, что ты так удивился? — Шклярский раздавил в цветочном горшке окурок. — Думал, хорошо маскируешься? Ан нет, коллега, вся твоя тайная жизнь — никакая не тайна. Могу рассказать подробности? Хочешь?

Господин Лунц замотал головой и отхлебнул желтоватого кипятка из чашки.

— Не хочешь — как хочешь. Значит, рассказывай ты. Зачем взял чужое?

— Твои претензии несправедливы. Там не было свидетельства о собственности, — сипло сказал директор музея изящных искусств. — И откуда мне знать, что это твои вещи. Кто это докажет?

— Я смотрю, ты тут осмелел. — Шклярский сложил на груди руки и сдвинул очки пониже. — Какой-то стал правильный. Прямо борец за справедливость. Так вот, о справедливости. Разве хорошо залезать в чужие тайники, а потом еще и распоряжаться тем, что нашел? Ты что, не знаешь, для кого люди делают тайники? Для себя! Я работал всю жизнь в поте лица, отказывал себе практически во всем, копил на черный день. Копеечка к копеечке, откладывал, экономил. Всего-то две картинки и колечко. Ну, колечко — ерунда, кто-то из антикваров взятку сунул. И представь себе, случился у меня этот черный день. И у тебя случится, Лунц, можешь не сомневаться, непременно случится, если будешь продолжать в том же духе и лезть, куда не надо.

— Пытаешься меня напугать? — Директор музея отчаянно пытался взбодриться и не поддаваться на провокации.

— Боже упаси! Зачем мне тебя пугать? Просто рассказываю, как сильно ты меня расстроил. Там было-то всего две картинки, но мне бы их преспокойно хватило на тихую безбедную старость. Я человек скромный, мне не нужно никакой роскоши. Чашечка кофе, бутербродик с колбаской. Ну, иногда, может, билетик в кино. Или на трамвае покататься. Брильянтов я не покупаю, и к апартаментам на набережной мои подружки не прицениваются.

Внутри у господина Лунца похолодело. Видимо, Шклярский следил за ним давно и основательно. И телефон, похоже, тоже прослушивался. Дело становилось всё более серьезным. Бывший директор тем временем достал из пачки новую сигарету и продолжил:

— Мне ведь не на кого рассчитывать, Лунц. Я немолодой и одинокий человек. — Шклярский наигранно всхлипнул. Его явно забавляла вся эта ситуация. — И заботиться обо мне некому. Живу я на чужбине, и живу я там не совсем легально, так что ни официальных зарплат, ни социальных пособий мне не светит. Ты же сам знаешь о моих сложностях, из-за которых мне пришлось начать скитаться. Так вот, все мои гарантии безбедной старости остались у тебя в музее. У тебя… — Он скривился. — Вообще-то это был когда-то мой музей, ну да ладно. Я, опять же, человек скромный, довольствуюсь малым. Но только отдавать это малое кому-то другому я не собираюсь. Понятно тебе, Лунц?

— И чего ты хочешь?

— Справедливости. Только справедливости. Верни мне мои вещи, и я исчезну, как летний утренний туман. — Он опять выдохнул дым и помахал ладонью.

— Но у меня их нет, — тихо сказал господин Лунц. Ты же знаешь.

— Знаю. И этим ты меня ужасно расстроил. Вторая картинка что, тоже улетела вдогонку за первой? Разве можно было так поступать с чужим имуществом? Хотя пристроил ты его лихо, сказать нечего. А я-то тебя недооценил. Думал, если Лунц вдруг найдет мои картинки, то будет носиться с ними как курица с яйцом, торжественно передавать государству, а оно ему за это даст грамоту и даже значок. А ты, оказывается, не так прост. Не захотел значок, да? Ну, конечно, разве станет с тобой твоя красотка за значок…

— Это не твое дело, — выдавил директор музея. — А картин у меня нет. Можешь подать заявление в полицию о пропаже.

— Ух ты! Лунц, ты мне нравишься всё больше! С тобой становится весело. В полицию я не пойду, мне туда не надо. С полицией у меня тут не очень добрые взаимоотношения. Но, как я уже говорил, человек я немолодой, опытный, и связи у меня хорошие. И люди верные. Покруче полиции. Так что в полицию я не пойду. А пришлю к тебе для начала экспертную комиссию с целью проверить одного занятного кентавра. Но это так, для разминки, потому что ты, боюсь, выкрутишься. Тогда я пойду выпить коньяку и поговорить о жизни к моему старому приятелю, он сейчас сильно поднялся по карьерной лестнице, прекрасный человек, уважаемый и влиятельный. Захочет — сотрет в порошок кого угодно. Лев, а не человек. Души не чает в единственной дочери. Улавливаешь суть, Лунц? Но если и личная жизнь окажется для тебя не такой ценной, то, может, побоишься за свою бренную плоть? За свою плешивую шкурку? Я человек со связями. С разными. Я не угрожаю, ни в коем случае. Просто констатирую, насколько серьезная сейчас криминальная обстановка в городе. Да и несчастные случаи сплошь и рядом. Так что, если тебе это всё не нужно, то придется вернуть картины или деньги за них. Ты ведь знаешь, сколько они стоят? Чтобы ты не прикидывался, я напишу тебе циферку на бумажке. — Он вытащил из стакана бумажную салфетку и нацарапал на ней сумму. — Вот это ты отдашь мне через три дня, Лунц. Понятно?

— Две недели, — сипло отозвался Лунц.

— Неделя. И разговор на этом окончен. Ты очень сильно меня расстроил.

— Как хорошо, что вы зашли, Агаточка! Так неожиданно, я как раз собиралась попить кофе, спуститься в буфет, а тут вы. Ах, какие прелестные пирожные! Знаете, чем меня порадовать. Как поживаете, дорогая?

Артемида развязывала лиловый бант на коробке и говорила не останавливаясь. Я даже не стала звонить ей, чтобы предупредить о своем приходе, потому что она всегда была на рабочем месте. В сером костюме, безупречно подогнанном по статной фигуре, и с розовым бантом на внушительном бюсте.

— Прекрасно, что вы зашли. Сейчас я налью нам кофе.

— Благодарю вас, Артемида, я случайно оказалась поблизости и решила зайти к вам. Так и тянет, знаете, в родные пенаты.

— Да уж, да уж, для нас для всех тут дом родной, это вы правы. Музей надо любить трепетно. Другие люди у нас не задерживаются. Музей — это храм, святое место. Здесь можно работать, только если душа чиста! Вы ведь согласны со мной?

Я кивнула, отпив кофе. Кофе Артемида варила божественный.

— У нас на прошлой неделе уволилась та неприятная дама, новый главный бухгалтер. Я сразу поняла, что она не сработается. Разве это специалист? Она бегала в кабинет к господину Лунцу по десять раз на день. Как это возможно — так отвлекать руководство? Если ты специалист, то сиди и работай на своем рабочем месте. Вы ведь согласны со мной? А отдел связей с общественностью? Вы их там знаете? Как свяжутся с кем-нибудь, так просто караул. И ведь всё ко мне, всё через меня.

Я понимающе кивнула.