В доме матери Гай получил и необходимое образование. По мнению знаменитого историка Иосифа Флавия, Калигула был «юноша, получивший вполне законченное образование»{102}. Учитывая, что к Гаю сей ученый муж никаких симпатий не питал, его оценку вполне можно полагать объективной.

Какие науки изучал Гай? Безусловно, он должен был в совершенстве овладеть греческим языком, ибо владение языком эллинов наравне с родной латынью у римской знати давно уже было нормой и греческая литература изучалась наряду с латинской. Читали Гомера, сочинения крупнейших философов Эллады. Мы знаем, что Гай был хорошо знаком с творчеством создателя «Илиады» и «Одиссеи» и имел представление об учении Платона. Изучались, разумеется, и произведения римских авторов, начиная с «Анналов» Энния и комедий Теренция и вплоть до современников. В годы, когда подрастал Гай, особенно много читали Вергилия, Горация, Цицерона, Тита Ливия. О прочитанных авторах Калигула имел собственные представления, порой достаточно оригинальные, даже эпатажные. Так, Вергилия он бранил за отсутствие таланта и недостаток учености, а Тита Ливия объявлял историком многословным и недостоверным{103}. Особенно невзлюбил он сочинения своего современника Луция Аннея Сенеки, находившегося в то время в расцвете своей литературной славы. Гай же труды славного писателя и философа называл «школярством чистой воды» и «песком без извести»{104}.

Безусловно, такие суждения могли шокировать и современников, и поклонников античной литературы спустя тысячелетия, но они в первую очередь говорят о знании Гаем предмета и самостоятельном осмыслении знаменитых авторов «невзирая на лица».

Сам Калигула к сочинительству наклонности не чувствовал, но особых успехов достиг в риторике, овладение каковой считалось завершением образования у римлян. Об этом свидетельствует как Светоний: «Из благородных искусств он меньше всего занимался наукою и больше всего — красноречием, всегда способный и готовый выступить с речью, особенно если надо было кого-нибудь обвинять»{105}, так и Тацит: «Даже расстроенный разум Гая Цезаря не лишал его речь силы»{106}.

Мы не знаем, кто были учителями Гая. Скорее всего, среди них не было знаменитостей, но образование сыну Агриппины они дали в целом добротное, поощряя в нем, может быть, как раз в силу своей малой известности, самостоятельность суждений, независимость оценок и отсутствие преклонения перед прославленными именами, каковые полагалось безоговорочно почитать.

Конечно, к интеллектуалам Гая Цезаря отнести нельзя, но он к этому и не стремился. Образование же его было вполне достойным для представителя столь знатного семейства. Иное дело, качества нравственные. Казалось бы, сын таких достойнейших родителей, взращенный «на груди и лоне» столь выдающейся женщины, как Агриппина, притом что начатки воспитания и образования он получил в раннем детстве от великого отца — Германика, должен был по определению стать человеком самых высоких моральных качеств. Но, увы, здесь как раз тот случай, когда яблочку суждено далеко укатиться от родимой яблони. И проявляться это стало еще в юности. Говорили, что бабка Гая Антония как-то застала внука и внучку в любовной близости. Детская страсть, пренебрегшая кровным родством, привела к тому, что подросток Гай лишил невинности свою родную сестру, подростка же Друзиллу{107}. Конечно, учитывая оговорку Светония «говорят», можно было бы скептически отнестись к этому, но будущие отношения брата и сестры не позволяют усомниться в его подлинности.

Но беда была не только в склонности Гая к инцесту. Как человек он формировался не только в доме матери своей Агриппины. В Риме царил Тиберий, и все особенности нравственной атмосферы этого правления не могли не отразиться на особенностях характера молодого человека, уже по самому рождению своему на самой вершине римского общества пребывавшего. Правнук Августа, внучатый племянник Тиберия, видел все, что происходило на Палатине. Судьба родных не могла не заставить его задуматься о судьбе собственной, каковая отнюдь не казалась безоблачной, а порой грозила стать и трагической. Гай Цезарь Калигула рос и мужал в правление Тиберия, и непростые события и жестокие перемены этого принципата неизбежно отражались на его личности.

Чем же было правление Тиберия?

Уже современники и те, кто жил в близкие к этой эпохе годы, не могли дать ему однозначной оценки. «Это был человек со многими хорошими и многими плохими качествами, и когда он проявлял хорошие, то казалось, что в нем нет ничего плохого, и наоборот»{108}. Учитывая, что реальная власть принцепса в Римской империи была неограниченной, то все личностные противоречия Тиберия неизбежно должны были придать столь же противоречивый характер и всему его правлению, описывая которое неизбежно приходится исходить из наличия в нем двух противоположных сторон, одну из которых стоит именовать «список благодеяний», другую же нельзя назвать иначе, нежели «список злодеяний».

Прежде всего, обратимся к общему положению дел в Империи в годы правления Тиберия. Оно в целом было далеко не худшим. Империя не только сохранила в неприкосновенности свои рубежи, не только без чрезмерных усилий подавила все мятежи, но даже расширилась. Правда, немало людей в Риме, включая великого историка Публия Корнелия Тацита, осуждали Тиберия за прекращение завоевательных войн, но едва ли эти упреки можно считать обоснованными. Тиберий первым из правителей Рима осознал неизбежность приостановки завоеваний и необходимость для Империи сосредоточиться на решении задачи сохранения приобретенного. Кто в Риме имел больший военный опыт, нежели сам Тиберий? Он начал военную службу с шестнадцати лет, ему ли было не знать истинных трудностей завоевательных войн, опасности грозных мятежей, действительных возможностей римской армии. Потому отход от политики больших завоеваний следует признать делом мудрым и своевременным. Собственно, после Тиберия Рим уже великих завоеваний не знал. При Калигуле, правда, присоединят Мавретанию, при Клавдии упразднят Фракийское царство и завоюют половину Британии — предпоследнее значимое приобретение Римской империи. Последним станет Карпатская Дакия, завоеванная Траяном, а преемник Траяна Адриан вернется к политике Тиберия, в правильности которой его убедит стремительная потеря римлянами грандиозных завоеваний Траяна на Востоке, когда легионы достигли ненадолго Каспия и Персидского залива.

Внешняя политика Тиберия, его военная деятельность заслуживают самой высокой оценки. А вот оценка дел Тиберия Тацитом:

«Считаю уместным остановиться и на других сторонах деятельности Тиберия, а также на том, каким было его правление вплоть до дня, до которого доведен мой рассказ (23 год. — И. К.) ибо уже в этом году принципат начал меняться к худшему. В начале его государственные дела, равно как и важнейшие частные, рассматривались в сенате, и видным сенаторам предоставлялась возможность высказать о них мнение, а если кто впадал в лесть, то сам Тиберий его останавливал; предлагая кого-либо на высшие должности, он принимал во внимание знатность предков, добытые на военной службе отличия и дарования на гражданском поприще, чтобы не возникло сомнений, что данное лицо — наиболее подходящее. Воздавалось должное уважение консулам, должное — преторам; беспрепятственно отправляли свои обязанности и низшие магистраты. Повсюду, кроме судебных разбирательств об оскорблении величия, неуклонно соблюдались законы. Снабжением хлеба и сбором налогов и прочих поступлений в государственную казну занимались объединения римских всадников. Ведать личными своими доходами Цезарь обычно поручал честнейшим людям, иногда ранее ему неизвестным, но доверяясь их доброй славе: принятые к нему на службу, они неограниченно долгое время пребывали на ней, так что большая их часть достигала старости, выполняя все те же обязанности. Хотя простой народ и страдал от высоких цен на зерно, но в этом не было вины принцепса, не жалевшего ни средств, ни усилий, чтобы преодолеть бесплодие почвы и бури на море. Заботился он и о том, чтобы во избежание волнений в провинциях их не обременяли новыми тяготами, и они безропотно несли старые, не будучи возмущаемы алчностью и жестокостью магистратов; телесных наказаний и конфискаций имущества не было. Поместья Цезаря в Италии были немногочисленны, рабы — доброго поведения, дворцовое хозяйство — на руках у немногих вольноотпущенников; и если случились у него тяжбы с частными лицами, то разрешали их суд и законы.