Арам был поражен.

– Преувеличено…

– А ваш портрет?

Слегка насупившись, он принялся листать страницы к началу.

– Сходство просто превосходное, – сказала Эльмарина. – И этот портрет о многом говорит. – Она подняла руку, держа ладонь над страницей, едва не касаясь рисунка, словно пытаясь нащупать некую толику его сути. – Да, он действительно говорит о многом. Впрочем, мне не стоило так удивляться. Два человека, путешествующие в компании гнолла и мурлока… такое само по себе нечасто встретишь.

– Нечасто, – согласилась Макаса.

– А вот то, что к вашей четверке присоединилась дриада… это и вовсе поразительно.

– Поразительно? Почему? – удивилась Дрелла.

– Ты, Тариндрелла, дочь Кенария.

– Да. Я знаю.

– Поэтому для друидов ты священна, и мне очень странно видеть тебя вне их общества, без их защиты.

– Защита мне не нужна.

– Скажи, Тариндрелла, сейчас весна или лето?

– Весна! – широко улыбнувшись, ответила Дрелла.

– Я так и думала.

Арам раскрыл было рот, чтоб расспросить об этом поподробнее, но взгляд Макасы остановил его. Глядя мальчику в глаза, она, будто невзначай, коснулась уха, что означало: «Вначале послушай». И Арам принялся слушать.

– С приходом лета, Тариндрелла, твои силы начнут зреть. Ты станешь почти неуязвима для магии. Ты обретешь способность устранять любое вредоносное волшебство, любые мистические нападки на природу. Поможет тебе и обучение у друида-хранителя.

– А весной? – спросила Дрелла.

Магистр заколебалась. Видя это, Дрелла принялась упрашивать ее:

– Пожалуйста! Мне очень интересно. На самом деле, мне очень интересно все вокруг. Но про меня саму – особенно. По-моему, я просто восхитительна. Сказать правду, по-моему, я – самое восхитительное создание во всем Азероте.

– Возможно, так и есть, дитя мое, – улыбнулась Эльмарина.

– Тогда, пожалуйста, расскажи о весне.

– Весной, Тариндрелла, ты еще не созрела и ничему не обучена. И еще не уверена в своих способностях.

– Вовсе нет.

– Неправда, моя маленькая дриада. Безусловно, возможности твои огромны. Но, как и любое дитя леса, ты еще не та, кем станешь со временем.

– Я еще не та, кем стану со временем, – не без удовольствия повторила Тариндрелла.

– Мы ведем ее в Прибамбасск, к друиду-хранительнице, – пояснил Арам.

– К Весенней Песни? – уточнила магистр.

Арам кивнул.

– Это хорошо.

Услышав это, дриада захихикала, что показалось Араму странным, но прежде, чем он успел хотя бы сформулировать вопрос, мысли его были прерваны чудовищным хриплым визгом!

Янтарная Шкура яростно хрястнула кулаками по столу.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!

Оттолкнув свое кресло от стола, она потянулась к кухонной плите, выхватила из-за нее пучок из дюжины длинных метательных копий, стянутых широким кожаным ремнем, и с громким топотом кинулась наружу. Арам с Макасой переглянулись и последовали за ней. За ними бросились и остальные.

Выбежав в ночь, Арам остановился, не зная, куда смотреть. Новый скрипучий визг заставил его поднять взгляд к небу. Над Заставой Вольного Ветра кружили в лунных лучах четыре полуженщины-полуптицы со светло-зеленой кожей, с крылоподобными руками и когтистыми пальцами. Их головы, спины, плечи и ноги были покрыты рядами темно-зеленых перьев. Внезапно одна из них спикировала за одну из хижин неподалеку и тут же взмыла вверх, унося в когтях маленького таурена.

– Сердце Ветра! Эта гарпия схватила Сердце Ветра! – прорычала Талия.

Сорвав с пучка копий кожаный ремень, она бросила копья на землю – все, кроме одного, которое изо всех сил, с коротким яростным ревом метнула вслед похитительнице детей.

Копье пронзило крыло гарпии, и та выпустила таурена, с глухим ударом приземлившегося на соломенную крышу соседней хижины. Секунду спустя крыша под ним проломилась, и он исчез из виду. Что ж, если только при последнем падении юный Сердце Ветра не сломал себе шею, это было намного лучше когтей гарпии.

Однако спокойному ужину явно настал конец. Теперь все внимание четырех гарпий обратилось к Янтарной Шкуре с ее копьями. Выстроившись в воздухе в плотную фалангу, они разом кинулись вниз. Мурчаль поспешно бросился на землю. Клок взмахнул дубиной, но его удар прошел мимо цели. Не сводя глаз с ужасных птиц, Арам потянулся к сабле, затем опустил взгляд, чтоб отыскать рукоять.

– Арам!!! – предостерегающе крикнула Макаса.

Арам оглянулся на крик – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Макаса прикрыла его щитом от когтей гарпии, атаковавшей со спины. Наконец-то нащупав рукоять сабли, он обнажил оружие. Тем временем Макаса подхватила с земли одно из копий Талии и изо всех сил (но без яростного рева) метнула его вслед врагу.

Копье вонзилось в спину гарпии, пытавшейся схватить Арама. Зависнув в воздухе на добрых три секунды, гарпия замертво рухнула на землю шагах в пяти впереди.

Магистр шагнула вперед, нараспев произнесла короткую фразу по-талассийски, и еще одна гарпия внезапно вспыхнула огнем. Охваченная пламенем, она с визгом полетела прочь и, нырнув вниз, скрылась из виду – вероятно, с тем, чтобы погасить огонь в воде каньона.

Между тем Талия, Макаса и Клок снова метнули копья в небо. (Талия – сразу два!) На сей раз ни одно из копий не попало в цель, но этого залпа оказалось достаточно, чтобы прогнать двух уцелевших гарпий в темноту.

Арам с облегчением вздохнул, благодарно улыбнулся Макасе с Клоком, взглянул на Мурчаля, державшего наготове свое копьецо, и оглянулся в поисках Дреллы.

Но юной дриады не было видно нигде.

Отряд «элиты Гордока» остановился над телами только что убитых тауренов. Пять тауренов мертвы, а ни на ком из огров – ни царапины! Правда, барон Рейгол Уолдрид потерял руку, но уже приставил ее на место. Такова была одна из его особых способностей. Пережить утрату конечности среди нежити-Отрекшихся могли многие, но Уолдрид знал: прирастить руку или ногу обратно, на миг сделать кожу жидкой, заставить мускулы срастись, а кости с сухим щелчком встать на место были способны единицы. Откровенно говоря, большинство Отрекшихся были попросту развалинами. Нет, Уолдрид не питал никаких иллюзий относительно своей приятности для взоров и понимал: он – сущий ночной кошмар наяву. Однако при этом он был исправно работающим ночным кошмаром наяву. И, чаще всего, мог относиться к своему положению с юмором.