У-у, сколько можно издеваться? Неужели кроме воды поговорить больше не о чем?

– Буль-буль! Буль-буль!

Мира начинает смеяться и бегать вокруг Владика, тот хохочет и пытается ее поймать. Оба кричат “буль-буль!”, а у меня ощущение, что сейчас это буль-буль по ногам потечет!

– Что-то вы побледнели, – Марта обеспокоенно заглядывает мне в лицо. – Живот прихватило?

– Нет, – я кривлюсь. – В туалет очень хочется, но Миру ж надо выгулять хотя бы пару часов. Иначе она мне покою не даст.

– Ой, так что вы волнуетесь? Вон, туалеты там, – она показывает на небольшое строение в конце беговой дорожки.

– Спасибо, – благодарно киваю. – Мира, не отходи от Захара, а я на минутку!

– Хорошо, – машет рукой девочка. – Только недолго.

– Конечно, милая, – я поворачиваюсь к охраннику. – Присмотрите? Мне очень надо!

Глава 18

1. АСЯ

Спешу к общественному туалету. На вид он довольно большой и вместительный. Наружная дверь ведет в общее помещение с зеркалами и рукомойниками. Внутри никого. Оглядываюсь. Слева и справа проходы. Слева женский отдел, справа – мужской.

Прохожу в женский. Здесь есть несколько кабинок, чистенько и пахнет каким-то освежителем, даже удивительно для общественного туалета. Либо сюда редко ходят, либо тут не свиньи живут. А главное людей сейчас нет. Ну и слава богу.

Сделав свои дела, покидаю кабинку и мою руки. За спиной раздается скрип двери.

Замираю, но тут же одергиваю себя: что-то нервная стала, наверное, это беременность.

Включаю сушилку. В зеркале над раковиной отражается моя фигура, и внезапно позади вырастает чужая тень.

 Резко оборачиваюсь.

Не показалось.

В дверях стоит мужчина. На нем серая куртка с капюшоном, надвинутым на нос. Он зачем-то проходит к женскому отделению и заглядывает туда.

– Вы ошиблись, – стараюсь не выдать волнение, – мужской туалет с другой стороны.

Вместо ответа он скидывает капюшон. А я вжимаюсь в стену.

Это тот самый мужчина, который пристал ко мне в гипермаркете! Тот самый, которого показывали в новостях!

Дыхание застревает в груди. Мне становится страшно, особенно, когда взгляд Камушкина исподлобья упирается в меня.

– Это все-таки ты, – говорит он, осматривая меня. – Я не ошибся.

И плюет себе под ноги.

– Мы знакомы? – отступаю к раковине. – Вы меня знаете?

– Знакомы? – Камушкин прищуривается и делает шаг ко мне. – Да ты смеешься?

– Вы меня пугаете. Пожалуйста, покиньте помещение.

– А раньше не пугал, Настёнышек, – он продолжает медленно наступать на меня. – Думаешь, я жену свою не узнаю?

Я на миг закрываю глаза. Имя отдается тупой болью в сердце. Все тело охватывает мелкая дрожь.

А он продолжает говорить ужасные вещи:

– Думаешь, сбежала из дома, спряталась у мажорчика – и все, никто не найдет? Или ты давно уже перед ним ноги раздвигаешь, а при мне целку разыгрывала? Может, и ублюдок твой от него?

Камушкин оказывается совсем близко. От него несет куревом и резкой туалетной водой. От смеси этих запахов к горлу подкатывает тошнота.

– Не трогайте меня, – выставляю руки вперед. – Я вас знать не знаю!

– Ты чего это мелешь? – он нависает надо мной.

– Я… я… я память потеряла. Я вас не помню. Что вам от меня н-нужно? – от страха начинаю заикаться.

– Ах, не помнишь? – он вдруг ухмыляется. – За дурака меня держишь? Не на того напала, Настёнушка!

На его лице расплывается довольная улыбка. Я мысленно молюсь, чтобы этот сумасшедший не тронул меня. Чтобы я вышла отсюда в целости и сохранности, как можно быстрее.

– Я не знаю о чем вы! – повторяю. – У меня амнезия!

– Да плевать, что там у тебя. Это ты своему мажорчику уши грей. А мне бабки нужны. Поняла? Завтра я буду ждать тебя здесь с деньгами. Не принесешь – сдам ментам. Не забывай, фирма была на тебе, подписи везде тоже твои, я там вообще не при делах. И не вздумай своему сопляку что-то ляпнуть про меня! Поняла?

– Л… ладно, – говорю, лишь бы отделаться от него. – А… а денег сколько?

Боже, что я несу? Откуда у меня деньги?! У меня даже на трусы новые нет!

– Сто косарей хватит на первый раз, пожалею тебя.

– С-сто тысяч рублей? – у меня глаза округляются.

Где я столько денег возьму?

– Баксов, дура! Зеленых! На кой черт мне твои рубли? Принесешь наличкой, в купюрах по сто и пятьдесят. Поняла?

Кажется, расширить глаза еще больше нельзя, но они расширяются. В голове начинает шуметь.

Он точно сумасшедший! Маньяк! Я даже представить себе не могу человека, который может вот так вынуть и положить сто тысяч долларов! За кого он меня принимает???

– Да не бойся ты. – ухмыляется он. – Не трону. Чай не чужие друг другу люди.

Но я боюсь. Что-то не нравятся мне эти его “не чужие люди”.

Его руки шарят по карманам, будто он не знает, куда их девать.

– Сто тысяч зеленых, – повторяет. – Поняла? Завтра принесешь бабки сюда же.

– Но у меня нет таких денег! – уже чуть не плачу.

– У твоего мажорчика они есть. Нет своих, возьми у него. Дай номер своего телефона. Я тебя наберу, когда сможем встретиться.

– У меня нет телефона, – выпаливаю я. – И вообще, может вы врете! Я вас не знаю! Какая фирма? Какие менты?

Он хмурится.

– Да, не похоже, чтобы ты притворялась.

Я киваю как китайский болванчик:

– Не притворяюсь! Я под машину попала, головой ударилась! Неделю в больнице лежала!

– Ла-адно, – тянет он, не спуская с меня пристального взгляда. – Смотри сюда, узнаешь?

Он достает из кармана телефон, что-то листает в нем и протягивает мне.

На фотографии я в нарядной одежде, в незнакомой кухне. В моих руках нож, а я с улыбкой разрезаю торт, на котором стоят свечи.

Нервно сглатываю, стараясь до малейших деталей запомнить место. Тошнота снова подкатывает к горлу. Тянусь к телефону. К своей фотографии. Следующее фото – я в обнимку с этим мужчиной. Только он гладко выбрит, волосы зачесаны назад, и одет по-другому. Мы такие счастливые… Ничего не понимаю. Ничего не помню...

– Теперь поняла, что у тебя большие проблемы? Даже мажорчик твой