К тому же Фридрих буквально высасывал все соки из своих южноитальянских владений, направляя собранные подати прежде всего на военные нужды. Довольно стройная по тем временам административная система, созданная в Сицилийском королевстве нормандцами, была усовершенствована Гогенштауфенами, но результатом этого явилось не процветание королевства, а финансирование бесконечных военных экспедиций монарха. Бунта, однако, это не вызвало, так как в Сицилии император тщательно соблюдал обычаи, установившиеся еще при его нормандских предшественниках: он «был решительно настроен получить причитавшиеся ему средства, но никогда не сомневался в том, что добиться этого можно, лишь последовательно придерживаясь традиционных административных практик. В свою очередь, местные общины знали, что налоги будут заплачены, но не в результате произвола, а в соответствии с местными обычаями». Для людей Средневековья верность традиции являлась очень важным фактором: в их представлениях «золотой век» всегда относился к прошлому, и традиции были единственно возможной основой «правильного» общественного бытия. Фридрих II понимал это и тщательно маскировал все свои сицилийские новации под восстановление «старых добрых» порядков времен Отвилей. У Карла Анжуйского позднее, как мы увидим, это получалось заметно хуже.

Эпоху Фридриха II можно во многих отношениях считать блестящей, а стабильность его власти вызывает восхищение, ведь значительную часть своего правления он провел в отлучении от церкви, что в те времена было фактором, резко ослабляющим позиции любого государя. Тем не менее это был блеск заката. При всем почтении, которое вызывает фигура этого необычного государя, обладавшего не только талантом политика[81], но и задатками ученого, философа и поэта, трудно не согласиться с отрезвляющим замечанием одного историка: Фридриху «не удалось разрешить три унаследованные им проблемы — отношения с папством, с ломбардскими городами и взаимоотношения между Сицилией и империей».

Конфликт с императором, однако, в значительной мере истощил и папство, которое в лице Иннокентия IV (1243–1254) обрело последовательного, бескомпромиссного, но недальновидного защитника доктрины примата пап над светскими властителями. Стивен Рансимен дал ему нелестную, но, судя по всему, достаточно справедливую характеристику: «Немного было пап столь же постоянных, столь же неутомимых и смелых в борьбе за свое дело, как он; но немного было и столь же неразборчивых в средствах, коварных и готовых использовать духовные средства для достижения земных целей… Он был твердым и бесстрашным защитником папства, но папство заслуживало более благородного защитника». В 1245 году на Лионском соборе Иннокентий IV предал Фридриха II анафеме и объявил о лишении его императорского трона. Но борьба продолжалась еще несколько лет, пока незадолго до Рождества 1250 года из Апулии, области на юго-востоке Италии, не пришло известие о смерти находившегося там императора — судя по всему, от дизентерии.

Наследником Фридриха стал Конрад IV, его 22-летний сын от брака с Изабеллой (Иоландой) де Бриенн, королевой Иерусалимской. Именно Конраду были адресованы мудрые слова отца, написанные незадолго до смерти: «Славное происхождение недостаточно для королей, как и для других великих людей земли, если блестящий род не дополнен благородным характером, если выдающиеся усилия не соответствуют высоте положения государя. Люди не ценят королей и цезарей больше остальных потому, что они выше по своему положению, но потому, что они видят дальше и действуют лучше. Как люди они равны остальным по своей природе, они связаны с ними и не имеют причин для гордости, если только благодаря своей добродетели и мудрости не затмят окружающих. Они рождены людьми и умрут людьми».

Конрад проявил себя человеком не менее решительным, чем Фридрих. Он быстро собрал войско и направился из Германии, где находился, в Италию, где его ждали новые сражения с войсками папы и его союзников. Кроме того, Конрад IV хотел вступить во владение своим сицилийским наследством, за которым пока присматривал его сводный брат Манфред. Этот 18-летний юноша был незаконнорожденным сыном Фридриха II от придворной дамы по имени Бьянка Ланча д'Альяно, с которой император состоял в многолетней любовной связи — и, по утверждению таких хронистов, как Матвей Парижский и Салимбене Пармский (Салимбене ди Адам), обвенчался с ней, когда она находилась на смертном одре. Далее дадим слово Джованни Виллани: в его рассказе о Конраде излагаемые сведения в целом совпадают с информацией из других источников, хотя в иных случаях пропапски настроенный Виллани вовсю пользуется слухами и откровенной ложью о Гогенштауфенах — в частности, обвиняя Манфреда в убийстве Фридриха II, которого он якобы удушил периной.

Итак, в начале 1251 года молодой король Конрад прибыл в Сицилийское королевство. «…Хотя Манфреду не по душе был его приезд, он встретил брата с подобающими почестями и уважением. В Апулии Конрад выступил сначала против Неаполя… пообещав не трогать его и сохранить жизнь защитникам. Однако он не выполнил обещания и приказал разрушить в Неаполе все стены и то же самое сделать с мятежной Капуей. Вскоре Конрад привел к повиновению все королевство, жестоко расправляясь со всеми бунтовщиками, друзьями и приверженцами Святой Церкви. Он подверг мучительной смерти не только мирян, но и монахов и священнослужителей, грабил церкви, истреблял всех непокорных… Если бы Конрад прожил долго, он сделался бы еще худшим гонителем Святой Церкви, чем его отец Фридрих». Как мы уже говорили, никакими гонителями церкви как таковой Гогенштауфены не были, однако в ходе войны с папой они требовали лояльности священнослужителей на своих территориях. Впрочем, рука у Конрада IV, судя по всему, была действительно еще тяжелее, чем у его отца; прямолинейностью и беспощадностью молодой король скорее напоминал деда, Генриха VI.

Как вскоре выяснилось, деда и внука объединяло и другое: обоим была суждена ранняя смерть. Во время итальянского похода Конрад тяжело заболел. Виллани и в этой смерти винит — без каких-либо существенных на то оснований — Манфреда, который якобы «чтобы завладеть властью, подкупом и обещаниями склонил лечивших Конрада врачей отравить его с помощью клистира». Ему вторит и другой хронист — францисканский монах Салимбене де Адам, который говорит о том, что Конрад «ненамного пережил отца и умер от яда, введенного ему с помощью клистира». Учитывая, что в войске короля свирепствовала дизентерия, старания Манфреда (повторим, скорее всего вымышленные папской пропагандой и повторенные хронистами) были совершенно излишни. Инфекция сделала свое дело, и 21 мая 1254 года Конрад IV скончался в городке Лавелло на юге Италии в возрасте всего лишь 26 лет.

Его смерть означала, что династия Гогенштауфенов утратила по меньшей мере германский («римский»), выборный трон. У Конрада остался малолетний сын, тоже Конрад, или Конрадин (под этим уменьшительным именем он войдет в историю), которому в момент смерти отца было два года. Убедить курфюрстов проголосовать за него было непросто: после ухода Фридриха II и Конрада IV звезда Гогенштауфенов явно клонилась к закату. Но и папство было не в состоянии навязать князьям-избирателям своего кандидата. В империи началось междуцарствие — interregnum, растянувшееся на 17 лет[82]. В это время «Германия и Италия оказались на самой низкой точке феодальной анархии. Значение политической власти императора… постепенно было фактически сведено на нет».