Мне вспомнилось, как я сидела в нашем старом пикапе и наблюдала, как Робби и Левий знакомятся с парой девушек — они сидели на крыльце магазина, грелись на солнышке и попивали газировку. В тот момент, когда они согласились сесть к нам в машину и поехать в коммуну искупаться, жизни их изменились навсегда. Я попыталась вспомнить, как их звали, но они затерялись в ряду таких же безымянных девушек — загорелых, длинноволосых, одурманенных травкой и чувством свободы. Ива единственная выделялась среди них. Я попыталась представить, как же она попала в коммуну, но в голову ничего не шло. И тут я вспомнила, что за углом находится местный музей. Расплатившись за бензин, я оставила машину у маленького желтого здания, решив заглянуть внутрь и поинтересоваться какими-нибудь фотографиями шестидесятых годов.

Когда я открыла дверь, внутри брякнул колокольчик. За стеклянной стойкой, покрытой календарями и открытками, сидела молодая женщина, ее светлые волосы были собраны в конский хвост. На обтянутых красным бархатом стойках красовались инструменты лесорубов, рельсовый костыль и какие-то книги. За спиной женщины висела художественная карта Шонигана. На стенах было несколько фотографий Кинзольской эстакады,[5]по которой, выдувая клубы дыма, полз старый поезд.

Женщина подняла голову от книги и улыбнулась.

— Добро пожаловать в музей Шонигана!

— Здравствуйте, — улыбнулась я в ответ и принялась рассматривать черно-белые фотографии нарядных людей на берегу озера. Задумавшись, я не расслышала слов смотрительницы. — Извините, я не поняла.

— Вы в первый раз в Шонигане?

— Нет, я здесь выросла.

— Вот как. — Она посмотрела на меня внимательнее. — А где вы жили?

— Ближе к эстакаде, но это было давно. Сейчас я живу в Виктории.

— Эстакаду перестроили.

Это я уже успела понять из фотографий и обрадовалась. В детстве это было моим любимым местом — крупнейшая деревянная эстакада в окрестных штатах, да и во всем мире немного найдется эстакад больше. Много лет назад какие-то подростки подожгли ее, и однажды на ней повесился юноша, так что прошлое у эстакады было мрачным.

— Может быть, вы мне поможете, — начала я. — Раньше у реки жили хиппи…

— Вы имеете в виду коммуну? — уточнила она и склонила голову набок, ожидая продолжения.

От страха у меня начали подкашиваться ноги — я чувствовала, что открываю двери, которые стоило бы оставить закрытыми.

— Не знаете, кто-нибудь в городе их еще помнит?

Кто-нибудь, кроме меня, которая совершенно не уверена, что знаю хочет об этом вспоминать.

— Не знаю. — Она сморщила носик.

Я бросила взгляд на книжку у нее в руке — это была история озера Шониган и окрестностей. Заметив это, она виновато улыбнулась:

— Я просто помешана на истории.

— В Шонигане наверняка множество легенд.

Она наклонилась над стойкой.

— Например, все эти истории об утопленниках.

В детстве я слышала, что индейцы не подходят к озеру, потому что считают его прóклятым. Согласно легендам, на озере когда-то произошла битва двух племен. Лодки перевернулись, и все воины утонули, но их тела так никогда и не нашли. Когда родители водили нас купаться, меня страшно пугали прикосновения водорослей — мне казалось, что это тянутся со дна призрачные руки.

— Вы имеете в виду индейцев?

— Индейцев и те два случая. Одна пара погибла, катаясь на катере, и один мужчина с лесопилки утонул на водных лыжах. Тела не нашли, поэтому пришлось использовать динамит… Тогда они всплыли.

Мы переглянулись. Я представила раздутые белые тела, подымающиеся со дна, и почувствовала, как по спине бегут мурашки.

— Здесь было много самоубийств, — добавила она.

Мне вспомнилась мать. Интересно, местные сочли ее смерть несчастным случаем или самоубийством? Мне стало жарко, я почувствовала стеснение в груди, стены музея давили на меня. Надо было уходить.

«Подожди минутку, расслабься. Твоя паника тебе не хозяин».

Несколько мгновений я притворялась, что рассматриваю фотографии на стенах, а когда сердце успокоилось, сказала:

— У Шонигана действительно очень интересная история. Было бы интересно узнать побольше. Поэтому я и спросила о коммуне. Мне бы хотелось пообщаться с кем-нибудь, кто жил здесь в шестидесятые, кто их помнит.

— Знаете, кто вам нужен? Ларри Ван Хорн. Он так и живет на Сильвер-Майн-роуд. — Она указала на стену. — Он пожертвовал нам несколько фотографий.

Я взглянула на снимок большого грузовика.

— Это его. Он звал его «Красный великан». — Она рассмеялась. — От него вы услышите массу историй. Но он довольно сварливый тип.

— Прекрасно. Спасибо вам.

Я купила карту Шонигана и хотела было попросить ее не рассказывать никому о моих расспросах, но решила, что этим только привлеку ненужное внимание к нашему разговору. Выходя из музея, я заметила у магазина высокого рыжеватого мужчину, который говорил по телефону-автомату. Наши взгляды встретились, и он отвернулся. Меня охватило странное чувство, что я его уже где-то видела, но в этот момент он рассмеялся в трубку, и это ощущение исчезло.

Смотрительница объяснила, что Ларри живет в большом бревенчатом доме в конце дороги, и дом и вправду оказался огромным. Я оставила машину и подошла к крыльцу, где меня встретил пожилой белый кот, который тут же поковылял прочь.

Дверь дома открылась, и мне навстречу вышел низенький пузатый человечек в серой шерстяной толстовке, джинсах на подтяжках и линялой синей бейсболке, из-под которой торчали редкие седые волосы.

— Здравствуйте, Ларри, меня зовут Надин Лавуа. Я хотела…

— Мы знакомы?

Он прищурился, и я подумала: «Может, он и видел меня в детстве, но точно сейчас не узнает».

— Вряд ли. Я была в музее, и смотрительница…

— Бет, — сварливо вставил он. Язык его тела говорил, что он очень напряжен.

— Бет сказала, что мне стоит с вами поговорить.

Сама я уже не была так в этом уверена. Но подобное поведение могло быть не только проявлением дурного характера, но и защитным механизмом, поэтому я продолжила:

— Я ищу кого-нибудь, кто помнит коммуну, которая была тут в конце шестидесятых.

Кустистые седые брови практически заслонили его водянистые глаза.

— А почему вы спрашиваете?

— В детстве у меня были там знакомые, и мне хотелось бы их найти.

Некоторое время он оценивающе разглядывал меня и мою машину, после чего буркнул: «Входите» — и вразвалочку, словно моряк, зашагал в дом. Следом за ним я прошла в кухню, по пути отметив, что в гостиной задернуты шторы и стоит полумрак. Ларри выключил маленький кухонный телевизор, по которому шел хоккейный матч. На столе стояла кружка с букетом ярких цветов. Заметив мой взгляд, Ларри пробурчал: