Никки подошла к встроенным полкам и шкафам с окошками на дверцах, чтобы можно было заглянуть внутрь. Открыв один, она провела рукой по вешалкам с кашемировыми свитерами (в Центральном Техасе их можно носить лишь несколько месяцев в году, и они уже были убраны до осени).

– Они такие мягкие, – промурлыкала Никки, прижавшись к одному джемперу щекой.

Потом она засунула его обратно (не сложив) и обернулась ко мне:

– Ну, я готова. Я сказала Гови, что буду делать все, что ты скажешь. Итак, расскажи, какую одежду мне следует носить.

– Общее правило, которое нужно всегда помнить, таково: внешний вид леди должен быть неброским, скромным и сдержанным. Возьмем, к примеру, украшения.

Никки явно начала нервничать.

– Ты когда-нибудь слышала выражение «До обеда никаких бриллиантов»?

Она скосила глаза, задумавшись, что бы это могло значить.

Я не хотела, чтобы она переутомилась в самом начале.

– Это значит, что бриллианты – за исключением бриллиантовых обручальных колец – нельзя надевать днем, а точнее, до шести вечера.

Она подняла руки и ощупала свои гигантские серьги с бриллиантами.

– Я не могу носить свои бриллианты? Можно было подумать, что я не разрешила ей носить никакой одежды, хотя это, возможно, не очень бы ее расстроило.

Я продолжила наступление:

– И еще, леди никогда не носит часы после шести вечера – люди определенного класса, скажем так, по вечерам не следят за временем.

Ее рука потянулась к запястью.

– Если нельзя носить бриллианты до шести, а часы после шести, когда мне носить вот это? – И она показала свои часы, инкрустированные бриллиантами.

Я постаралась утешить ее и пожала плечами.

– Никогда? О Боже! Я не могу носить мои часики! Но я люблю их! Это моя самая любимая вещь.

– К сожалению, часы с бриллиантами нельзя надевать вообще.

Никки часто заморгала. Я поспешно продолжила:

– Браслеты на щиколотку.

Она перевела взгляд на свои ноги и наморщила нос. Было понятно, что она догадывается, что что-то не так, просто не знает, что именно.

– Ты хочешь, чтобы я надевала его поверх чулок?

Я сдержала дрожь.

– Нет, не поверх чулок. Единственное подобающее место для браслета – это запястье.

Она нахмурилась:

– Но ведь это же браслет на щиколотку?!

– Никаких щиколоток!

Она снова захлопала глазами.

Прежде чем она успела ответить, я сказала:

– Давай перейдем к одежде.

Было не похоже, что ее вдохновило мое предложение, но потом она глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Может быть, я примерю что-нибудь из твоей одежды, посмотрю, как она смотрится и все такое?

– М-м, ну... хорошо.

Я перебрала несколько платьев, ища такое, которое бы наилучшим образом выражало понятие «сдержанность». Я нашла идеальный вариант, бежевое английское платье с плетеным кожаным поясом. Я никогда не носила его, потому что выяснилось, что оно плохо сидит на груди. Хотя у меня и великолепная грудь, она не слишком большая, а фасон платья ничуть не подчеркивает мои формы. Но на Никки оно будет сидеть просто запредельно.

– Voila[12]. То, что надо.

Лицо Никки вытянулось.

– Ты хочешь, чтобы я надела это старье?

– Только примерь его, – уговаривала я.

– Но оно бежевое.

– Что ты имеешь против бежевого?

– Того, что он скучный, достаточно?

– Сарказм леди не к лицу. – Неужели это произнесла я? Точь-в-точь моя мать. – Бежевый вовсе не скучный, Никки. Он может великолепно смотреться.

При хорошем крое и ткани, на определенном типе женщин.

Вряд ли мне удалось ее убедить, поэтому я продолжила наступать:

– Пойми, женщина носит одежду, а не наоборот. После встречи с Никки Граут люди должны помнить ее, а не ее платье.

Невозможно было втолковать ей, что для некоторых женщин одежда становится доспехами, будь то дикие обтягивающие леггинсы или черные строгие костюмы и уродливые очки. Я считаю, что шарм, исходящий от женщины, должен поведать миру о ней, а не о ее одежде. Однако если у женщины нет шарма, сделать что-нибудь очень трудно.

– Теперь обувь. Я всегда держу под рукой лишнюю пару лодочек от Феррагамо на всякий экстренный случай. Какой у тебя размер?

– Семь с половиной.

– Отлично.

Я вытащила коробку и вручила ей. Она с подозрением взяла ее и заглянула внутрь. Лицо ее изменилось, как будто ей вонзили в сердце одну из ее шпилек.

– Без каблука?

Она посмотрела мне на ноги. Мои туфельки казались почему-то скорее безжизненными, чем классическими, рядом с туфлями Никки. Это было просто нелепо.

– Они не без каблука. У них миленький каблучок в один дюйм. Ты должна доверять мне в этом, Никки. – Я протянула ей бежевое платье с поясом. – Платье я тоже не носила. Примерь.

Казалось, она вот-вот начнет протестовать. Но потом смирилась и очень быстро разделась до трусиков и лифчика. Обычная женщина за эти секунды успела бы лишь снять пальто.

Сказать, что я была в шоке, значит ничего не сказать. Я-то думала, что она возьмет платье домой и померит позже, к тому же я не видела раздетую женщину с тех пор, как в средней школе меня заставляли посещать уроки физкультуры. Однако у школьниц не было форм Памелы Андерсон и белья, которое продают в магазинах, куда покупатели до восемнадцати лет не допускаются.

Я отвернулась.

– Одевайся, – и поспешно вышла.

Через пару минут появилась несчастная Никки, одетая в бежевое платье и лодочки – без чулок, с чем я разберусь чуть позже. Странным образом, нейтральная палитра цветов приглушила все в ней – накладные ресницы, яркие пятна румян, даже большой бюст.

– Никки, ты выглядишь прелестно. – Я в самом деле так думала.

Когда мы спустились вниз, у нее был очень мрачный вид. Свою собственную яркую одежду она положила в ярко-зеленую сумку.

– Я бы не хотела, чтобы мне пришлось одеваться, как какая-нибудь старуха.

– Как старуха? Ну, знаешь. Я ношу бежевое, и разве я похожа на старуху?

– Раз уж ты спросила...

Я оборвала ее: