Он предложил ей одну из коробки на его столе.

Марджори рассмеялась и взяла сигарету, очарованная тем, как манера их разговора стала на удивление интимной, пикантной.

– Даже Сьюзен Таггарт?

Сьюзен Таггарт можно было назвать соперницей Марджори; она играла Элис в «С собой не унесешь». Прямолинейно вышло, но Марджори не могла не думать об этом.

– В особенности Сьюзен Таггарт. «Она охватывает весь спектр эмоций от А до Б» – если процитировать слова Дороти Паркер о Кэтрин Хепбёрн.

– Ух ты, такого я еще не слышала!

Она затянулась. Довольно тонко, подумала она, а потом рассмеялась, и ей показалось, что она в начале чудесной новой карьеры – карьеры, состоящей из вечеринок в честь премьер, наполненных точно такими же остроумными шуточками. Она задалась вопросом, как бы ей продолжить встречаться с мистером Карсоном – Дагом – в течение лета для своего рода подготовки к следующему шагу.

Но мистер Карсон, точно в соответствии со своим предсказанием, исчез к концу месяца: исчез из Нарберта и из ее жизни, даже не попрощавшись. Никто не знал, куда он уехал, хотя, конечно же, ходили разные слухи. Дурные, злые слухи. Естественно, Марджори была опечалена, но не так чтобы убита горем. Лишь меланхолия и небольшая обида за то, что он не увидел ее дебют в Нарбертском городском театре – не совсем Уличный театр Уолнат в Филадельфии, где прогонялись перед Бродвеем все большие постановки, – но все же полупрофессиональный. Один из актеров даже как-то подменял Фредерика Марча на Бродвее.

Мистера Карсона, единственного в ее жизни человека, который мог по справедливости оценить ее выступление в роли горничной в «Восхитительном Крайтоне»[61] – настоящем достижении для новичка, – там не оказалось. Однако ее родители пришли на премьеру и по-своему поддержали ее, расхваливая ее выступление, но в то же время как-то преуменьшая важность достижения. («Да, милая, ты прекрасно смотрелась в этой забавной пьеске. Мы очень гордимся тобой, хотя это и не совсем то же самое, что и диплом санитара у твоей сестры, правда?»)

Но ничто, даже сомнительные комплименты ее родителей, не могло заставить поблекнуть блеск ее первой настоящей премьеры – в пьесе, где взрослые люди играли взрослые роли, где не было никаких подростков, облаченных в седые парики и передвигающихся на трясущихся ногах в своих бестолковых попытках изобразить преклонный возраст. Здесь все было настоящим: она была частью труппы, частью клуба, и ее выход на поклон встречали чудесными дружными аплодисментами, означающими, что она справилась со своей ролью. А еще ее пригласили на вечеринку в честь премьеры! Ее, восемнадцатилетнюю девушку, попросили прийти («Заходи, инженю»[62]) в дом артиста, играющего Крайтона (того самого, который подменял Фредерика Марча). Она уже собиралась спросить своих родителей, может ли она пойти, когда к ней подошел совершенно незнакомый человек и прервал семейную беседу.

– Привет. Отличная работа, девочка.

И он протянул ей визитную карточку. «Эйб Холмс, охотник за талантами. Студия “MGM”, Калвер-Сити, Калифорния».

– Простите? – проговорил отец Марджори, приподняв свои кустистые брови чуть ли не до линии роста волос. Инстинктивно он подвинулся к дочери. – Мне кажется, мы раньше не встречались.

– Эйб. Эйб Холмс. Я – охотник за талантами для «MGM». У этой девушки есть способности.

Он ткнул большим пальцем в сторону Марджори.

У нее бешено заколотилось сердце, ноги внезапно задрожали. Марджори уставилась на визитку.

– Способности? – повторил отец Марджори недоверчиво. – Послушайте-ка, мистер Холмс. Мы тут ведем разговор о моей дочери. Мне не нравится ваш тон.

– Извините.

Мистер Холмс, по всей видимости, действительно раскаивался. Он снял шляпу, смиренно опустил глаза на свои туфли, затем пожал руки мистеру и миссис Кёнегсберг и только затем повернулся к Марджори. Она присмотрелась к нему; он совершенно не походил на охотника за талантами, хотя она понятия не имела, как тот должен выглядеть. Мистер Холмс был похож на банкира; одет он был, – собственно, как и ее отец, – в унылый серый костюм, серый галстук, белую рубашку. Единственное яркое пятно – золотое кольцо с рубином на среднем пальце левой руки. Марджори никогда не видела у мужчин других колец, кроме обручальных и перстней.

– Мисс… э… мисс Кёнегсберг. – Мистер Холмс сверился со скрученной программкой в руке. – Вы отлично справились со своей ролью. Я бы хотел поговорить с вами… и с вашими родителями, конечно же, о прохождении кинопробы в «MGM».

К этому времени вся оставшаяся компания крутилась возле Марджори, ее родителей и мистера Холмса; Марджори заметила, что прилив добрых чувств к ней сошел на нет. От артистов, казалось, исходили волны враждебности, словно жар от прожекторов, все еще ярко горящих по ту сторону занавеса. Артистка, игравшая Леди Мэри, повернулась и сбежала со сцены лишь для того, чтобы вернуться в своем костюме из первого акта, в более изысканном, чем тот, что был надет на ней к концу.

– Вы, конечно, извините, но мне кажется, что это афера.

Мистер Кёнегсберг отрывисто хохотнул, и Марджори охватило желание толкнуть своего отца, который никогда в жизни не поднимал на нее голоса, в оркестровую яму. Но она лишь ждала, прикусив губу.

– Я вас понимаю, сэр, – произнес мистер Холмс, все так же крайне уважительно. – И я уверяю вас, что я работаю в «MGM». Вы можете позвонить в студию – номер на обратной стороне, – чтобы убедиться в этом.

– Ну, это ведь будет междугородний звонок, – пробормотал бережливый мистер Кёнегсберг, а Марджори пришлось буквально прикрыть рот кулаком, чтобы не закричать.

– Я бы мог посоветовать вам позвонить за счет принимающей стороны, но, думаю, боссу это не понравится, – признался мистер Холмс со скорбной улыбкой. Он не отличался красотой, решила Марджори, наконец справившись со своим волнением настолько, что смогла оценить его спокойно, как любого другого мужчину. Она предположила, что он несколько моложе ее отца – седины в волосах не наблюдалось, но на макушке шевелюра поредела. Его лицо, с носом, похожим на картофель, и до нелепости румяными щеками, было довольно полным. Но он буквально сочился уверенностью; его глаза казались невероятно проницательными, несмотря на то что были довольно маленькими. Сейчас же он, прищурив эти глаза, смотрел на нее. Она вздернула подбородок и встретила его взгляд, усиленно стараясь расширить свои, и без того большие, глаза и изобразить на лице лучшую улыбку в стиле Вивьен Ли.

Мистер Холмс не улыбнулся, но он кивнул с понимающим видом.

– Как вариант, мы могли бы сесть где-нибудь, выпить содовой и обсудить все это. Что скажешь, дев… в смысле, мисс Кёнегсберг?

Марджори втянула в себя воздух, радуясь, что вопрос задали ей, а не ее родителям. Потому что она знала, как нужно обращаться со своим отцом; этот способ решения проблемы всегда рекомендовала мама. «Используй метод завершения на основе допущения[63], Марджори. Не спрашивай у него разрешения, просто делай, что тебе хочется, и позволь ему думать, что это его идея».