— Глаза, — сказал он.

— Что? — Мия недоуменно моргнула.

— Это мои глаза, госпожа Мия. Прежние были выжжены по приказу императора Самхана.

Мия ойкнула и посмотрела на хранителя знаний с ужасом.

— Но как… — прошептала она.

— Я родился с даром видящего. Известно, что дар усиливается, если ослепить ребенка и подарить ему глаза из черных бриллиантов. — По тонким губам зазмеилась странная улыбка. — Не надо меня жалеть, госпожа. Знали бы вы, как много интересного умеют видеть эти камни. Вот, я принес книги, по которым учился даймё Такухати. Если будет что-то непонятно — зовите. Я всегда рядом, в соседней комнате.

Он исчез так же неслышно, как появился. Мия еще несколько мгновений сидела под впечатлением слов, сказанных Юшенгом, а потом раскрыла первую из принесенных хранителем книг.

Пометки на Полях, выполненные знакомым ужасным почерком, заставили Мию улыбнуться. Краткие, в стиле Акио: «запомнить», «сомнительно» или «полная чушь». Мия перечитывала их, а в ушах звучал голос даймё.

Каким он был в детстве? Был ли похож на себя нынешнего? С кем он дружил? Или будущему даймё запрещено дружить с другими детьми? Плакал ли, если ушибался? Были ли у него питомцы? Какой была его мать?

Девушка попробовала представить себе Акио Такухати мальчишкой за стопкой учебников, но ничего не вышло. Сколько ни пыталась, Мия так и не смогла вспомнить, чтобы ее господин расслаблялся, дурачился или вел себя ребячливо, оттого она не могла представить даймё ребенком, словно он уже родился взрослым.

Она вздохнула и погрузилась в чтение.

Теперь всякий раз, когда Акио уходил на тренировку или вел переговоры с многочисленными просителями, Мия убегала в библиотеку и там штудировала трактаты, продираясь сквозь старинный язык и множество непонятных слов. К счастью, даймё не следил за ней. К его приходу она успевала вернуться в покои и принять скучающий вид.

Наверное, можно было не прятаться. Раз уж Акио допустил ее в святая святых — личный архив, вряд ли он запретил бы Мии чтение. Но девушка не хотела, чтобы он знал о ее попытках овладеть новыми знаниями. Вдруг у нее не получится и тогда он поймет, что ошибся в ней?

Она мечтала, чтобы Акио Такухати гордился ею. Доказать, что она достойна его. Стать поддержкой, опорой, другом…

Помощь хранителя знаний была неоценима. Без него Мия вряд ли справилась бы даже с азами. К счастью, Юшенг был рядом, готовый помочь, растолковать, подсказать.

Мия затруднилась бы сказать, какие отношения сложились у нее с самханцем. Он пугал и притягивал. Его загадочность, трагичная история, жутковатые камни вместо глаз и оговорка о способности видеть незримое будили в девушке жгучее любопытство, но она слишком дорожила хорошими отношениями с хранителем, чтобы дать ему волю. Сам же Юшенг всегда держал вежливую дистанцию и в откровения после того первого раза не пускался.

Мия расспросила слуг и Юрико, но те знали немногим больше ее самой. Самханца приютил еще отец нынешнего даймё, дав ему убежище в обмен на службу.

Никто не знал подробностей его истории или возраста. Поговаривали, что он бунтовал против императора Самхана, за что был приговорен к смерти. Но сколько правды было в этих слухах?

Со слугами хранитель знаний не общался. Иногда он уезжал в Асикаву, где пропадал по нескольку дней. Однажды он привез с собой девушку с изуродованным шрамами лицом, которую объявил своей женой. Весь Инуваси-дзё гудел, слуги предвкушали множество интересных подробностей о самом загадочном и жутком приближенном семьи Такухати, но их ждало жестокое разочарование. Девушка оказалась немой.

— Он такой странный, брр, — закончила рассказ Юрико, поделившись десятком слухов о Юшенге, один кошмарнее другого. — Когда смотрит, внутри все аж смерзается от ужаса.

Мия не была с ней согласна, но спорить не стала.

Даже с помощью самханца учеба давалась сложно. Иной раз безумно сложно. От безуспешных попыток болела голова, накатывало отчаяние и ощущение собственной бездарности. Но она не сдавалась. Мия всегда любила учиться. И такая радость и восторг первооткрывателя охватывали ее, когда сухие рассуждения или выкладки накладывались на живой пример, обретали плоть. Изучать, постигать и понимать было счастьем!

Жизнь обрела смысл. Девушка совершенно забыла скуку первых дней в Инуваси-дзё. Теперь она куда меньше нуждалась в обществе и внимании Акио днем. А ночи… ночи и так принадлежали им полностью.

Болезнь усиливалась, но ему внезапно стало все равно. Как наркоман, курильщик опия, перешедший какой-то рубеж, он уже не стыдился и не стеснялся своего порока.

И Мия была рядом…

Он засыпал, обнимая ее, и просыпался, чувствуя на шее теплое дыхание. Целовал ее — всю, везде, каждый пальчик, каждый изгиб ее совершенного тела, брал снова и снова, наслаждаясь ее стонами. Повторял какие-то глупые, смешные признания — позорная слабость для самурая, но желание произнести их было сильнее стыда.

Труднее всего было в первый раз. Тогда Акио словно разделился надвое. И одна его половина жаждала быть нежным с Мией, а вторая издевалась над этим желанием.

Он боялся. Боялся, что Мия рассмеется, и тогда ему захочется убить ее. Но девушка вспыхнула от счастья и пробормотала в ответ такое же наивное и глупое, бесконечно важное для него признание.

Отцвела сакура, в двери стучалось короткое северное лето. А повелитель Эссо чувствовал себя самым счастливым сумасшедшим в Оясиме.

Иногда включался внутренний голос. Отравлял радость, рассказывал, каким идиотом Акио выглядит в глазах окружающих.

Интонации голоса — насмешливые, уничижительные — казались неприятно знакомыми. Именно так отец в свое время отмахивался от любых достижений наследника.

«Посмотри, в кого ты превратился! Ползаешь у ног безродной шлюшки. Может, еще и женишься на ней? Тряпка! И это — Такухати?» — издевательски хихикал визгливый старческий тенор. Акио стискивал зубы и уходил в тренировочный зал.

А голос все нудил, подначивал показать «девке» ее место, призывал быть жестким. Но все его слова разбивались о доверчивый, полный внутреннего света взгляд Мии.

Акио не хотел и не мог делать ей больно.

Мия… Его девочка, его женщина. Чуткая, открытая, искренняя. Покорная, но с удивительным внутренним достоинством, которое он чувствовал в ней с самой первой встречи.

Она идеально вписалась в его жизнь. Акио уже не понимал, как обходился раньше без ее спокойной ненавязчивой помощи.

Ум — он не искал его в женщинах никогда. Зачем любовнице мозги? Достаточно, чтобы была красива и послушна…

Недостаточно.

Его девочка оказалась любопытной и умной. Не просто запоминала новое, но пыталась найти закономерности, понять, что стояло за тем или иным решением. И он выслушивал ее рассуждения с такой гордостью, словно сам учил ее думать, анализировать и делать выводы.