Сощурившись, Ардент шагнул к Фину и, внимательно его разглядывая, обошёл вокруг него два раза, после чего пожал плечами:

– Не припоминаю. – Затем с сомнением посмотрел на Маррилл. – Тебе, случайно, не хочется повторять всё сказанное другими словами задом наперёд?

Ещё вчера она посчитала бы этот вопрос самым странным из всех, что ей задавали. Сейчас она уже не была столь в этом уверена.

– Нет?

Волшебник подошёл ближе.

– А как насчёт прокудахтать три раза и моргнуть левым глазом?

Маррилл ошарашенно разинула рот. Ладно, вот этот вопрос определённо можно было посчитать самым-самым странным. Прежде чем она сумела сформулировать ответ, он прижал к её лбу палец, будто проверяя температуру.

– Хммм… На пушноглюкную лихорадку не похоже…

– Э-эм… Что ещё за пушноглюкная лихорадка? – спросила она.

– Ты не хочешь знать, – шепнул Фин.

– О, здравствуй! – Ардент нахмурился. – Колл, смотри, ещё один «заяц»! Я что, опять забыл закрыть трюм?

Фин повернулся к Маррилл.

– Видишь? Они меня не помнят.

– Но ты всё это время был здесь! – сжала она кулаки, негодуя. – Бессмыслица какая-то! Я же тебя помню!

Весёлый блеск в глазах Фина потускнел.

– Нет, – на полном серьёзе возразил он. – Что точно бессмысленно – это что ты меня помнишь. Ты не понимаешь: меня никто никогда не помнит. Даже не замечает. Это не их вина, они просто забывают обо мне, стоит им отвлечься на что-то другое.

– Я не понимаю. – Маррилл прижала пальцы к вискам, в которых начала пульсировать тупая боль. – Это какая-то магия?

Фин опустил взгляд себе на ноги и пожал плечами.

– Наверно. Я всегда думал, что это проклятие.

– Нет, – сказал Ардент.

На секунду на корабле стало тихо, не считая поскрипывания палубных досок и плеска волн о корпус. Фин застыл, словно статуя.

Волшебник смотрел прямо на него и повторил:

– Нет, молодой человек. Что бы это ни было, магия тут ни при чём.

Слова волшебника стали для Фина неожиданным ударом. Всю свою жизнь он думал, что его забываемость – это эффект от какого-то воздействия. И что это воздействие можно отменить.

Но если дело не в магии и не проклятии, как ему это исправить?

В горле перехватило.

– Откуда вы знаете? – Его голос дрожал, но ему было всё равно. Он хотел одного: доказать, что волшебник ошибался.

– Магия оставляет след, – объяснил старик. – Вроде эха от отпечатка пальца. Если бы в прошлом тебя подвергли воздействию магии, я бы смог это увидеть. Взять, например, Колла… – Он махнул на капитана.

Колл скрестил на груди руки и прорычал:

– Нет.

Ардент кашлянул.

– Или нет. Пусть это будет история на следующий раз. В общем… – Он снова повернулся к Фину и нахмурился. – О чём мы говорили?

Маррилл вышла вперёд, задумчиво морща лоб.

– Вы объясняли насчёт Фина и почему его все быстро забывают.

Фин попытался отблагодарить её улыбкой, но, скорее всего, она была больше похожа на гримасу. Его губы онемели, кончики пальцев закололо. У него возникло такое ощущение, будто во всём мире стало резко не хватать воздуха.

– Да-да, – пробормотал Ардент. – На тебе нет ни следа магии, молодой человек. Даже если нечто магическое когда-то изменило тебя, сейчас ничто не оказывает на тебя влияния, ни заклинание, ни проклятие. Что бы ни сделало тебя таким, сейчас ты – это ты какой ты есть.

Фин постарался унять разбушевавшееся сердце.

– Но если я такой, какой есть на самом деле и никто на меня не воздействовал… – Он сглотнул, смачивая пересохшее горло. – Получается, это никак нельзя исправить?

Ардент мягко прижал ладонь к его спине. Фин едва не поморщился, но вовремя спохватился: он не привык к вниманию, и особенно к доброму отношению к себе. Он не знал, как на него реагировать.

– Нельзя исправить что-либо, не выяснив, в чём именно проблема, – с выражением сожаления на лице серьёзно сказал волшебник. – Поэтому пока боюсь, что не получится.

Корабль будто ушёл у него из-под ног. Колени Фина превратились в студень. Он всю жизнь старался убедить себя, что это не важно, что его никто не помнит. Но правда заключалась в том, что больше всего на свете он хотел, чтобы кто-то знал о его существовании. Ему пришлось закусить губу, чтобы подбородок не дрожал.

Глаза защипало от слёз, в горле встал ком. Но он запретил себе плакать перед незнакомыми людьми. Тем более что никто из них этого не запомнит.

Ему нужно было побыть одному.

Не сказав больше ни слова, Фин развернулся и бросился к люку, что вёл на нижние палубы. Маррилл закричала ему вслед, но он проигнорировал её.

Он прыгал по ступеням, едва глядя вокруг. При других обстоятельствах его воровская натура разошлась бы здесь не на шутку: он бы облазил весь корабль, осмотрел бы все закутки и щели в поисках сокровищ, что легко поместятся в карманах. Но сейчас ничего из этого его не интересовало.

Достигнув конца лестницы, он побежал дальше по коридору, пока не упёрся в стену. Здесь он закрыл глаза и, тяжело дыша, прислонился к ней головой.

Его окружала благодатная тишина, прерываемая лишь скрипением корабля и глухими ударами носа корабля о волны Пиратской Реки. Любого другого эти звуки бы успокоили, но Фин не привык к тишине.

Там, откуда он был родом, тишина означала, что что-то было не так или вот-вот будет.

И что-то действительно было не так – с ним.

Фин знал, что не всегда был таким. Он вспомнил, как они с мамой плыли на корабле к Пристани Клучанед, когда ему было года четыре. Вспомнил её слова, внушающие надежду, её руки, крепко обнимающие его. Она его не игнорировала. Она его не забывала. Она даже подарила ему звезду, показала её на небе, чтобы он знал, что она никогда его не забудет.

Но ведь мама так за ним и не вернулась. А Фин её искал. Когда он не воровал еду или обустраивал себе ночлег, он бегал по всему городу в поисках любых подсказок, как её найти, заглядывал в каждый дом Пристани, во все места, куда ему удавалось проникнуть. Но единственным его трофеем стало его личное дело из Сиротского заповедника, толку от которого было пшик.

Став старше, Фин начал задумываться, зачем она привезла его сюда и почему оставила. Но со временем он перестал задаваться этими вопросами.