— Эй, в доме! — крикнул Васильев, прижавшись к березе, которая росла в переулке возле самого забора злополучного дома. — Вы окружены, уйти вам мы не дадим. Выход один — сложить оружие и сдаться!

— Кто ты такой? — грубо выкрикнули из дома.

— Капитан госбезопасности Васильев! А кто ты?

В ответ ударила автоматная очередь. Дерево, за которым прятался оперативник, задрожало от попавших в него пуль. Вот и весь ответ. Не хотят они разговаривать, не хотят сдаваться. В таких случаях, как Васильев знал по своему опыту, всегда есть два пути. Либо там собрались осатанелые фанатики, которым легче умереть, чем сдаться в руки ненавистного НКВД, либо… Бывало так, что переговоры пытался сорвать вожак. Он стрелял в ответ на все предложения, пытался убить парламентера, если такого отправляли к блокированным бандитам. Но это было не больше чем попытка заставить оперативников и солдат начать ответную стрельбу и всех перебить. Почему? Потому что тот вожак, что стрелял из блокированного здания, не был уверен, что все его дружки хотят смерти. Полагает, что найдутся и те, кто захочет сдаться. Надо разобраться в ситуации, чтобы не устраивать битву.

— Э-э, не дури там! — заорал Васильев. — Неужели жить не хочется? Даю время на размышление…

Договорить он не успел, потому что из окна снова ударил автомат. Но теперь пули попали не только в ствол дерева, но стегнули по кустам, расщепили несколько досок старого деревянного забора, за которым лежали изготовившиеся к атаке солдаты. Это уже явный расчет на то, чтобы разозлить. Хоть и знал Васильев повадки и характер фанатиков-националистов, но почти всегда ему не очень верилось в их желание умереть прямо здесь и сейчас.

Опустившись на землю, Васильев перебрался к углу забора, который не простреливался из дома. Шаров послушно ждал его там.

— Слушай, Олег! Что-то тут не так. Ладно бы орали, как они нас ненавидят, палили бы из всех окон. Но они как-то странно ведут себя. На переговоры не идут, отвечают автоматным огнем. Они хотят, чтобы мы пошли на приступ.

— Надо подобраться к окнам и забросать их гранатами. Вот и вся недолга.

— Я боюсь, что они этого и ждут. А на дворе у них запросто могут оказаться мины. Мы тут и людей положим, и ничего не добьемся.

— А что вы предлагаете?

— Не знаю. И времени на размышления у нас нет. Но сомнения меня одолевают серьезные. Ладно, давай повоюем, но по своим правилам. Отправляйся вон туда, за стену разрушенного здания, к которому двор примыкает. Возьми с собой десятка полтора автоматчиков и оперативников из вашего управления. Есть у меня подозрения, что Плужник и Коваленко ушли не огородами и не через соседний участок. Они могли уйти через эти развалины. Не знаю как, не спрашивай. Ты перекроешь это направление. Твоя задача не дать им уйти и взять живыми хоть кого-то. Помни, нам разговорчивые пленные нужны.

— Понимаю, — вздохнул Шаров, доставая из кобуры свой «ТТ». — А вы-то как здесь?

— Наша задача простая, но выполнить ее предстоит мне, потому что у меня есть боевой опыт, а у тебя нет. Пойдут на прорыв здесь, мы их остановим. Но мне кажется, что не пойдут. Мы пошумим, будем имитировать штурм, но во двор ни ногой. Понял?

— Понял! Разрешите выполнять?

— Давай. Будешь готов, дай мне знать. Твой знак — три взмаха фуражкой снизу вверх. Если отмена атаки, то трижды фуражкой из стороны в сторону.

Позвав к себе и проинструктировав командиров, Васильев передал по цепи приказ приготовиться и стал ждать сигнала Шарова. Чтобы бандиты в доме не заподозрили неладное или не попытались улизнуть через хитрую лазейку, о которой Васильев не знал, он продолжал делать попытки договориться и убедить их сдаться. В ответ, как и прежде, раздавались короткие автоматные очереди.

Наконец Шаров показался возле стены с фуражкой в руке. Он кивнул и сделал три движения вверх-вниз.

«Ну, все, теперь будь, что будет», — подумал Васильев и поднял автомат.

— Эй, вы там! — заорал он на всю улицу. — Последнее предупреждение. Если вы не сдаетесь, пеняйте на себя. Учитывая особую опасность сложившейся ситуации для гражданского населения, я имею приказ не брать живыми никого. Считаю до пяти! Если вы не отвечаете и не начинаете выходить, подняв руки…

В ответ из дома снова ударил автомат. На этот раз пули прошли так близко, что Васильев сразу замолчал. Он приложил автомат к плечу, повел стволом и дал короткую очередь точно в окно, из которого только что стреляли. Брызнуло осколками оконное стекло, расщепилась и повисла на одной петле рама.

— Всем вперед! На штурм! — заорал Васильев, и его голос потонул в грохоте и треске выстрелов.

Из дома, наверное, было видно, что солдаты пытаются подняться в атаку, но их снова заставляет искать укрытие огонь из дома. Теперь оттуда бил не один, а три или четыре автомата. Пули били в деревянные оштукатуренные стены, выбивая известь, кроша в щепу дранку. Чтобы добавить обороняющимся нервозности, солдаты кидали во двор палки и камни. Это производило впечатление, что атакующие пытаются пролезть через кусты. Васильев к тому же пытался этим способом еще и подорвать одну-другую мину, если они во дворе дома действительно были. Скорее всего, если их там и установили, они были натяжного действия. А натянутую от предохранительной чеки проволоку можно сбить и палкой, и камнем. Даже случайно.

В какой-то момент Васильев все же уловил, что ответная стрельба становится менее интенсивной. Он даже успел понять, что солдаты разгорячились этой перестрелкой и действительно готовы ринуться на штурм дома, подобраться к окнам и забросать оборонявшихся гранатами.

— Назад, — зарычал капитан. — Не входить! Только огонь и перемещение.

Он не ошибся. Автоматы за стеной разрушенного строения затрещали неожиданно. Причем огонь там вели такой, будто позиции атаковал стрелковый батальон. Выругавшись, Васильев приказал одному из офицеров взять на себя командование здесь, а сам, пригибаясь, бросился вдоль по улице к развалинам. Когда он, пару раз упав и разодрав на колене форменные бриджи, вылетел на груды битого кирпича, все было уже кончено.

Трое бандитов в гражданской одежде лежали бездыханными в самых разных позах. Они выбрались из ямы у самой стены и бросились в разные стороны рассредотачиваться и отвечать огнем, который на них обрушила неожиданная засада чекистов. Этих срезали сразу.

Четвертый еще корчился на камнях, кровь хлестала из его груди и шеи, он явно был не жилец. Пятый стоял с поднятыми руками у стены, бледный, с трясущимися губами и с ужасом таращился на Шарова.

Старший лейтенант шел медленно, сжимая в руке пистолет. Он смотрел не на единственного оставшегося в живых оуновца, а куда-то правее него.

Только теперь Васильев заметил девушку. Серая юбка и старая вязаная кофта не бросались в глаза, девушка лежала на животе, выбросив вперед руку с зажатым в ней немецким «Вальтером». Глаза ее были открыты, смотрела она вперед, вся ее поза была такой, будто она пыталась ползти. Судя по крови на камнях, автоматная очередь попала ей в грудь, а одна пуля угодила точно в лоб. Несмотря на залитое кровью лицо, Васильев узнал в убитой Оксану — невесту Шарова.