Зеркальные Ботинки связался с медицинским блоком и договорился об инвалидной камере. Хадж с охранником укатили заключенного.

– Дайте знать, если понадобится еще что-нибудь, – сказал заместитель начальника.

Потом посмотрел на часы, и выражение его лица изменилось. Мыслями он уже был где-то еще, решал проблемы в другой части тюрьмы, вне всякого сомнения.

И вот я осталась одна в мрачном темном помещении, разве что в обществе мышки, которая прошмыгнула в какую-то щель. Я чувствовала себя совершенно вымотанной, измученной жалостью; сидя за столом и держа голову руками, плакала, и плакала, и плакала. Я оплакивала людскую судьбу, обилие горя в этом мире и трагедию мужчины, свидетельницей которой стала в тот день.

Глава семнадцатая

Вызовы на попытки суицида случались у нас, к сожалению, нередко. Все боялись услышать объявление о синем коде. Пробегая по длинным коридорам крыла С, я не знала, успею на помощь или нет. Охранники и медсестры мчались туда же со всех сторон.

Каждый год я ходила на тренировочный курс по первичной реанимации, потому что в тюрьме она требовалась регулярно, и полезно было освежить навыки.

На галерее возле камеры собралось всего пару человек, и я поняла, что беднягу обнаружили только что. Вся запыхавшаяся, я с радостью заметила, что в камере уже есть врач – кто-то, кого я еще не знала, – и он делает непрямой массаж сердца. Незнакомец поглядел на меня сквозь упавшие на лоб темные волосы, слипшиеся от пота. Давить на грудь с достаточной силой очень тяжело, поэтому обычно врачи сменяют друг друга.

– Слава Богу, вы здесь, – выдохнул он.

Я упала на колени рядом с заключенным, готовая приступать. Камера показалась совсем крошечной, хотя впечатление это наверняка было ошибочным. Молодой доктор, поднявшись на ноги, перешел к сестре, которая давала пациенту кислород из специального мешка. Та, передав мешок ему, отступила к дверям.

– Не стойте там, – рявкнул он на нее, – из-за вас ничего не видно.

Все сильно нервничали, но это не оправдывало его грубость. Вспомнился мой приятель Заид, с которым мы ходили в обед наблюдать за крысами. Ему надоело разрываться между требованиями службы безопасности и медицинскими задачами. Устав от бесконечных сложностей, связанных с доставкой пациентов на консультации в госпиталь, он решил уволиться из Скрабс, что очень меня огорчило. Заид никогда бы так не сорвался, подумала я, складывая руки и начиная ритмично давить мужчине на грудь.

Раз, два, три…

Интересно, почему мужчина решил повеситься?

Четыре, пять, шесть…

Он был белый, немного за пятьдесят. На шее от веревки осталась ярко-красная странгуляционная борозда.

Семь, восемь, девять…

– Сколько уже так? – спросила я.

Новый доктор поморщился.

– Больше пяти минут.

– О! – воскликнула я между толчками, гадая, сколько времени до этого заключенный пробыл без кислорода. Я продолжала давить и считать. На каждые тридцать счетов второй врач делал два нажатия на кислородный мешок, наполняя воздухом легкие пациента. К счастью, быстро явилось подкрепление с дефибриллятором, и на груди мужчины закрепили электроды. Охранник заранее разорвал футболку, чтобы обеспечить доступ. Машинный голос произнес: «Требуется разряд; Разряд сейчас; Разряд».

– Руки! – выкрикнул новый доктор.

Я быстро отстранилась, упершись спиной в металлическую раму кровати.

Тело заключенного содрогнулось – врач нажал на кнопку. Сердце мое колотилось; мы продолжали попытки реанимации, пока не прибыла скорая помощь. К тому моменту возле камеры столпилась охрана, и прибежали еще две медсестры, включая Сильвию.

Когда фельдшеры скорой увезли заключенного, все притихли, переваривая случившееся и испытывая невероятное облегчение от того, что мужчине удалось сохранить жизнь.

Я поднялась, размяла затекшие ноги и подошла к Сильвии, которая стояла на галерее, опираясь на поручни. Встав рядом с ней, я также свесила с поручней руки. Она сочувственно глянула, не говоря ни слова. Самого страшного она не застала, но ей и не надо было. Все мы знали, что это такое – вызов на попытку суицида.

Наконец, она заговорила, и ее слова музыкой отозвались у меня в ушах:

– Может, кофейку?

– С удовольствием! – немедленно откликнулась я.

Прежде чем отправиться в сестринскую, я обратилась к одному из охранников, стоявшему неподалеку.

– Вы знаете, кто он и за что сидит?

Тот покачал головой.

– Знаю только, что его недавно приговорили к 20 годам.

Похоже, заключенный наглядно продемонстрировал нам свое отношение к такому приговору. К тому, как воспринял перспективу провести в Скрабс следующие два десятка лет.

Мы с Сильвией молча пошли по галерее, погруженные каждая в свои мысли. Я пыталась себе представить, что чувствует человек, которого запирают в камере на такой огромный срок, и насколько этот мужчина, имени которого никто не знал, впал в отчаяние, что совершил попытку бегства – единственным доступным ему способом.

Глава восемнадцатая

Мне была жизненно необходима хорошая прогулка в лесу за домом. Я мечтала оказаться на лоне природы, чтобы отвлечься от тяжелых событий прошедших месяцев, снова обрести гармонию, побыть вдалеке от насилия и от постоянного шума. Пешие прогулки были лекарством от стресса, который неизбежно возникал при ежедневном столкновении с печальными фактами и событиями. Работа в тюрьме может быть весьма мрачной, угнетающей и утомительной. Воссоединение с природой проливало бальзам на душу, и со временем приобретало для меня все большую важность.

Шагая по лесной тропинке, я повторяла в голове строчки из любимого стихотворения:

Зачем дана нам жизнь, коль за делами,

Мы забываем ею наслаждаться?

В детстве я выучила этот отрывок из «Отдыха» Уильяма Генри Дэвиса наизусть, и смысл его с тех пор не утратил для меня своей значимости.

Я остановилась посреди леса, прислушиваясь к его шорохам. Голосам птиц, шуршанию опавших листьев, колышимых осенним ветерком. Вытянув шею и подставив лицо солнцу, я смотрела сквозь кроны на пушистые белые облачка, принимавшие разные формы, что проносились по небу, и шептала слова стихотворения.

В конце концов, мир не так уж и плох, подумала я с улыбкой.

И его красоту никогда нельзя принимать как должное. Каждый день меня окружали люди, лишенные этой свободы, готовые отдать все на свете, чтобы стоять здесь и наслаждаться простыми вещами.

Мне надо было лишь перешагнуть через порог, чтобы оказаться среди зелени. Некоторым заключенным, с которыми я сталкивалась, предстояло ждать 5, 10, 15 лет, чтобы сделать то же самое. Многим вообще никогда больше не придется гулять в лесу. В лучшем случае они смогут любоваться клочком неба из тюремного двора.

Я сделала глубокий вдох,