— Но… — я подняла глаза. — Ты ведь обещал уйти от нее. Говорил, что она…

Его красивое лицо теперь расплывалось перед глазами, уродуя такие безупречные черты лица. Если бы в музее восковых фигур разразился пожар, даже кумиры миллионов выглядели бы именно так.

— Она моя жена и я имею полное право говорить о ней, что угодно, — прервал он меня чужим, незнакомым голосом. — Пока не разберешься с этим, больше мне не звони.

Он толкнул водительскую дверь, чтобы выйти, но я успела раньше.

Рывок.

И одной рукой я уже сжимаю его шею, а пальцами второй — пропихиваю купюры так глубоко ему в глотку, что он давится ими и начинает задыхаться, пока из глаз текут крупные слезы.

— Поняла меня? — вдруг раздалось с правой стороны от меня.

Я моргнула. Водительское сидение было пустым.

Пока я витала в облаках, воображая идеальную месть, он успел обойти машину и теперь нависал в проеме пассажирской двери. Морозный воздух ворвался в салон, и я поняла, что все это время сидела, задержав дыхание.

Ни черта я не сделала такого, что так ярко виделось в воображении. Не смогла. Только послушно выбралась из машины, которую он распахнул вовсе не из джентльменской вежливости.

Он просто хотел, чтобы я ушла. Как можно скорее исчезла из его жизни.

В тот момент у меня не нашлось сил даже на то, чтобы от всей души хлопнуть дверцей его обожаемой машины, не говоря уже о том, чтобы заставить его проглотить собственные деньги. И до сих пор, спустя целых шесть лет, при виде серебристых «БМВ» на улицах у меня сжимаются ладони. И по-прежнему нестерпимо сильно хочется раскрошить эти хищные узкие фары бейсбольной битой.

Но он, наверное, уже давно сменил машину.

Как и любовницу.

А жену, наверное, нет.

Той ночью я так и бродила по новогодней ярмарке под открытым небом одна. Надеялась, что нужно только подождать. Он одумается. Обязательно одумается.

Он ведь говорил, что они почти в разводе и остались только формальности. Что он не любит свою жену и без пяти минут холостой. Мне всюду слышался его голос — не тот холодный, бесстрастный и жестокий. А тот, что шептал мне страстные грязные словечки. Он чудился мне в песнях, голосах и случайных репликах прохожих. Я постоянно оборачивалась.

Но нет.

Он не одумался, а я только продрогла насквозь, потому что забыла в его машине шапку и перчатки. Все было ложью. И только хрустящие купюры в моей руке были настоящими.

Оказалось, что ложь это очень больно. И ни одна подушка безопасности не спасет твое сердце от лобового столкновения с реальностью.

Тогда я и решила, что единственный правильный выход для меня — это отныне рассчитывать только на себя. А еще никогда не связываться с женатыми. Шесть лет назад, под бой курантов, я дала себе слово, что больше никогда, никогда и ни за что, не буду влюбляться.

***

Наши дни

За эти шесть лет на его висках прибавилось седины, но вкусы оставались неизменными — он все так же любил красную помаду и девушек чуть за двадцать. Одну из них он сейчас легко обнимал за талию и слегка поглаживал спину большим пальцем.

Девушка краснела и звонко смеялась. Консультант предлагала им палитру помад самых разных красных оттенков. Я слишком хорошо знала, что он выберет для нее «Сочную клубнику».

Он не изменял своим привычкам.

Чего не скажешь о жене.

Конечно, они взяли «Сочную клубнику». Конечно, он сам расплатился на кассе. В его глазах плясали до боли знакомые искры предвкушения. Я следовала за парой на расстоянии, оставаясь незамеченной. Не могла поверить, что все действительно происходит по тому же сценарию, как и со мной. Столько лет, столько женщин. И ноль воображения и отступления от намеченного плана с его стороны.

Пока они ехали в лифте, я сбежала за ними на эскалаторе. Слилась с толпой, пока пробиралась за ними на минус первый уровень подземной парковки. Его поцелуи становились все нетерпеливее, пока он вел ее к машине. Жадные руки пробирались под одежду, а она в ответ только хихикала. Наверняка делала это с ним далеко не в первый раз. И если оставалась все еще с ним, и позволяла покупать ему себе помаду, то хорошо знала, на что идет.

Он достал из кармана пульт, вспыхнули фары, а я, держась позади, сжала кулаки в бессильной ярости.

Серебристый «БМВ».

Другой модели, другой серии. Все-таки шесть лет прошло, но он выбрал ту же марку и тот же цвет. Удобный внедорожник с просторным задним сидением.

Он распахнул для девушки заднюю дверь, пропуская ее вперед. На миг обернулся, словно почувствовав прожигающий его затылок взгляд. Но меня скрыл полумрак возле колонны, и он так меня и не увидел.

После забрался в машину следом за девушкой и захлопнул за собой дверь.

Фары потухли.

Свет в салоне погас.

Машина осталась на месте.

Я двинулась к своей машине, которую припарковала уровнем выше. Завела мотор и спустилась ниже. Припарковалась точно напротив серебристого «БМВ» и врубила дальний свет, который безжалостно осветил его искаженное удовольствием лицо. Потом его шок. Ладони, которые он приставлял козырьком к глазам, пытаясь спрятаться от режущего белого света моих фар.

Меня он видеть не мог. Зато я видела каждую черточку. Каждую эмоцию. Может быть, это было не так, и это я слишком хорошо помнила и его, и то, через что прошла рядом с ним.

Появилась взлохмаченная голова девицы с перемазанным красной помадой ртом. Она заметалась, опасаясь, что ее заметят. Он не мог выскочить сразу из машины, чтобы разобраться с нерадивым водителем. И, наверное, хотел кончить прежде. Но не в этот раз.

Он перегнулся с перекошенным лицом к водительскому месту и посигналил. Я проигнорировала, оставив свои фары работать.

Тогда он все-таки оправил одежду, смешно дергаясь и сидя на сидении, пока натягивал штаны и трусы. Вышел из машины. Я дождалась, пока он подойдет достаточно близко и резко дала по газам.

Единственная вещь, о которой я думала в тот момент, была о том, чтобы разогнаться и въехать на полной скорости, сминая капот его серебристого «БМВ» в гармошку и глядя, как мечутся от ужаса его глаза…

У моей дочки такие же.

Это его глаза.

И он никогда не узнает об этом.

Он успел отпрыгнуть.

Какая жалость.

Окажись он под моими колесами, я бы, наверное, даже сдала назад, чтобы переехать его еще раз.

Если бы не любила свою дочь так сильно.

Аля. У меня ведь есть Аля. Это того не стоит. Даже месть, какой бы желанной она не была.

Я вылетела с подземной парковки и влилась под визг клаксонов и собственных шин в автомобильный поток. Впереди на мосту трафик стоял. Я посмотрела на время — теперь точно не успею в садик вовремя. Аля останется ждать меня самая последняя. Набрала воспитательницу и, извиняясь, предупредила, что опоздаю. Удивительно, что я все еще могла говорить в таком состоянии.