После Лаймы Вайкуле на сцену выстроилась длиннющая очередь из желающих возложить венки, цветы и букеты на пока еще живого певца. Обнаглевшие фанаты еще умудрялись по пути сделать селфик с кумиром.

Очевидно, в их честь, когда поток вручивших и прикоснувшихся слегка увял, зазвучала песня «Посланница небес», и на экране выросли надгробные серые памятники с легкой «сексуалинкой».

В антракте я решил, что в тишине можно будет все как следует выслушать и таким образом понять, что случилось. Но тут подошла девушка, забраслетила нам запястья зеленой ленточкой и сообщила, что это и есть пароль и пропуск для входа в спецбуфет народных избранников. Начиная с Великого Новгорода, на всех народных вече, собраниях, партийных и профсоюзных съездах и сходках, концертах и фестивалях всегда был плохой буфет для народа за деньги и бесплатный, но хороший, для «Всероссийско-Известного Пипла», то есть для ВИПов. Так было и в этот раз. Еду в закрытом буфете обеспечил народный и самый недорогой ресторан столицы «Ла Маре».

Поговорить не удалось. Лиля встретила знакомую и болтала с ней. А я и Клора вспоминали еще один эпизод ее бурной биографии. Однажды в зимней Германии, в начале восьмидесятых, «заводняшка» загуляла с подругами на карнавале. Девчонки выпили как не положено и пошли в русский разнос в оккупированной праздником зоне. Это был женский карнавальный день в Кельне, когда дамы имеют право отрезать ножницами мужчинам галстук в знак призыва… У нашей красавицы к одиннадцати вечера в кармане собралось штук сорок отрезков. Некоторые – с кровью и локонами. А дальше… дальше подруги ее потеряли…

Дозвониться до Клоры никто не мог почти сутки. Наконец нашли. На вопрос: «Что случилось?» внятного ответа подруги не услышали. Но последняя фраза рассказа рижанки останется в веках: «Вечер закончился трагически: я проснулась оттого, что меня “камасутрит” собственный муж…»

Лиля передала меня на попечение подруги, которую я немного знал, и удалилась постоять в очереди в дамском отсеке. Это был шанс.

– А что-то Лилечка какая-то не такая… – начал я подбираться к сути знаний.

– А вы что, не знаете? Все знают, кроме вас. – И чеканя слова, объяснила мне сокровенное: – Оба-лдеть! Ли-ля не мо-жет вы-брать ме-жду Дэ-ном и Зу-ри-ком! И она хо-чет, чтобы один из них жил с ней! Вы ее квар-ти-ру ви-де-ли?

«Ничего себе! – подумал я. – Кажется, я знаю, о ком идет речь… Дэн – это симпатичный брокер, женат, двое детей. Супруга, конечно, могла быть и другая… Но это не мое дело: спать с ней ему, а не мне. И все равно – ничего не предвещало… Хотя кто другой, а я-то точно должен держать руку на пульсе семейного быта. А вот потенциальных Зурабов два. У одного тоже жена и два ресторана. Второй – гуляющий “никчемник”. Смешной, конечно. Но бабник и нищеброд. Нет! Не верю. Если Зурик, то с рестораном. Так вот о чем она мне пилит мозг пол-Стаса Михайлова… Теперь все ясно!»

– Да был я в этой квартире много раз, – ответил я подруге. – Красивая квартира. Антиквариат. Ар-деко. А при чем здесь квартира?

– Так эта дура хочет туда Зурика взять! Она совсем с ума сошла. Зурика? В антиквариат? Там через две недели ничего не останется! Кстати, Дэн не лучше… – И добавила: – И Светка через месяц уезжает.

Неизвестная Светка была мне «до звезды». Утренней или вечерней. Не имеет значения. Но Зурик… Или Даниил… Мысли разбегались по сторонам «Олимпийского».

Вернулась Лиля. Мы успели выпить по бокалу вполне приличного шампанского и под третий звонок, доедая бутерброды с икрой, покидали гостеприимный буфет, в который только заходила и располагалась на второе отделение обворожительная Алика Смехова.

Окрыленный знаниями, теперь я спокойно мог поддержать разговор и не выглядеть идиотом.

Но не тут-то было. Поговорить все равно не получалось. Второе отделение состояло целиком из шлягеров, и шум с песнями шел не только со сцены, но и обратно из зала. Туда, взад к музыкантам. На экране же твердо укрепились «олимпийские игры сперматозоидов», но теперь они, подчиняясь коллективному разуму, дружно неслись в сторону зала. Видно, оператор поменял камере позицию. «Оплодотворенный» зал стадиона, неистовствуя, выделывал что хотел. В левом и правом крыле вовсю танцевали, партер трясся в экстазе, а в проходах шла присядка, смахивающая на лезгинку и тарантеллу одновременно. У пожарного выхода кого-то «любили». Тот, кого «любили», явно старался попасть в такт припеву песни «Все для тебя». Молодые люди начали только с третьего куплета и поэтому между песнями тактично замирали. Влюбленным было труднее во время исполнения лирических мелодий, но что делать – магия Стаса Михайлова побеждала все.

Под практически есенинские образы с изящной тютчевской ритмикой удивительно тонких романтических стихов шлягера «Мое сердце из чистого золота. Я спасу тебя от холода…» зал начал помахивать включенными телефонами а-ля Вудсток шестидесятых.

Между тем разговор надо было кончать – «сперматозоиды» на экране могли наконец иссякнуть.

– Лилечка! Идея с Зуриком мне не нравится.

Реакция девушки была неожиданной:

– Откуда вы знаете про Зурика?!

Я дрогнул. «О чем же тогда мы говорили весь вечер?» – подумал я про себя.

– Зурик – это пока секрет. Вы знаете Светлану Тубину? Ее мужа должны скоро объявить в розыск. По крайней мере, они так думают. Светка все-таки решила закрыть квартиру и переехать к нему в Лондон. Двух немецких догов – Зурика и Дэна – надо, согласно их закону, оставить в карантине на английской границе на три месяца. Они такой разлуки не выдержат, бедняжки. Вот она их и раздает друзьям. Просто у меня антикварная мебель. А они от стресса могут все сгрызть, заразы. Слушайте, Александр Андреевич, я ничего не слышала из того, что вы мне советовали: там было очень громко. Простите. Поехали ужинать в «Воронеж», там и поговорим. Я вам все расскажу с самого начала, а вы мне посоветуете, что делать. Извините, что так вышло.

Делать было нечего, и я согласился.

Мы уходили под завораживающую балладу «Я голодный на любовь». Наверное, в это время в пожарном проходе шептали: «Теперь это будет наша песня, дорогой!»…

Он зашел ко мне в кабинет, красивый, как надутый шарик розоватого цвета в руках каких-нибудь пятилетних малявок. Мы когда-то учились с этой надушенной лысиной во ВГИКе, но он был на курс старше меня. Приятель вел под уздцы небольшую лошадку крашеной масти в дорогой попонке от Куррежа и лабутенных копытцах. Сеня улыбнулся нешевелящимся надутым лицом и теперь стал похож на тот же шарик, но уже с нарисованным на нем смайликом.

Сивка-Бурка лет двадцати смотрела на меня с плохо скрываемым обожанием. Света быстро получила автограф на «Татлере» и, процокав по гранитному полу, оставила старых друзей поболтать наедине.

– Что за гладиолус ты привел? – спросил я Сеню, глядя вслед дорогой обновке. Определение «лошадь» я оставил на потом. Туда… ближе к скандалам.