В доме было уже не так грязно. Сегодня пивные бутылки против ожидания оказались собраны и выставлены вдоль стены. Вытканная засаленная дорожка тщательно выметена.

Перед входом в основную часть дома Федор снял сапоги. Аня с трудом подавила желание немедленно осмотреть подошву правого.

– Анна, чай будешь? – спросил Федор из кухни. – С печенькой! Я вчера вечерком в сельпо сбегал.

Анна, не разуваясь, прошла в дом. Еще вчера она думала, что попала в пристанище безнадежного алкоголика, не способного ничего решать без бутылки, списывающего свою слабость на отсутствие работы и маленькую зарплату. А он вечерком идет в магазин и, возможно, впервые за все последние годы вместо водки берет чай и печенье. И даже прибирается в доме. Трудно сказать, что именно подтолкнуло Федора на такое, но уж наверняка не сдирание кожи с соседки.

Аня оглядела комнату. В углу стояло ведро со шваброй, в центре, у стола, лежал самотканый коврик. Федька возился где-то за стенкой. Аня не видела его, но слышала.

Был ли у Федора мотив? Безусловно. Старуха все время винила его в пропаже своих кур. Обвинения, конечно же, бездоказательные. Ну, пил мужик. Не каждый вор пьет, не каждый пьющий ворует.

Как и не каждый, у кого размер обуви сорок пятый, является убийцей. И только совокупность улик и мотива дает полновесное доказательство. Пока что из требуемого набора у капитана Рыжовой в наличии имелся сапог сорок пятого размера и возможная месть за клевету: косвенная улика плюс не бог весть какой мотив – это не доказательство.

– Анна, проходи к столу.

Рыжова кивнула и, сделав шаг, присела на табуретку.

– Вот решил завязать, – сказал Федор, бросил пакетик чая в кружку и залил кипятком. – К жене с сыном поеду, позову сюда. Только в порядок все приведу и поеду.

– Федор Трофимович. Скажите, где вы были примерно с семи вечера до двух ночи?

Федор отставил чайник и сел на табурет.

– Так. Похоже, на этот раз не в курах дело? Судя по тону. А что ж я такое натворил? Что там еще бабка про меня насвистела?

– Отвечайте, пожалуйста, Федор Трофимович, на вопрос. Вы были дома?

– Сходил в магазин я часов в семь. Потом вернулся домой. Прибрался и лег спать.

– Вашу соседку вчера кто-то зверски замучил…

– Замучил?! – тупо переспросил Федор. – Дома? Ну да. А кто? Живая она?

– Живая. И в скором времени даст показания, – раскатистый голос Виктора Ильина прогремел от двери. – Но у тебя есть шанс. Чистосердечное признание…

– Я никого не убивал! – взревел бугай Федька, но так и остался сидеть, глядя на вазу с печеньем.

– Хорошо, – Ильин подошел к столу и выложил на него пакетик для вещественных доказательств, в котором лежал клочок ткани. – Есть у тебя такая рубаха?

Федька посмотрел на улику, но в руки не взял.

– А почем мне знать, что это от моей?

– Я спросил: есть ли у тебя такая рубаха? Простой вопрос. Мне нужен такой же простой ответ. Есть или нет?

– Кажись, есть.

– Где?

Аня хорошо знала этот холодный тон. Виктор Ильин видел сейчас перед собой основного подозреваемого.

– Да это теперь не совсем рубаха, – сказал Федька и махнул рукой куда-то в угол.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся Виктор. – Так где?

– В ведре, – ответила за Федора Аня.

4

Федька сидел смирно, будто ученик, которого директор отчитывает в своем кабинете за разбитое окно. Виктор ждал. Аня стояла у окна. Гринько разложил на столе найденную при обыске рубаху и попросил понятых подойти.

– Федор Трофимович, как вот это объяснишь? – майор Ильин указал на рубашку и кусок ткани в пакетике.

– Откуда я знаю? Вчера я увидел, что она рваная…

– И решил помыть ею полы, – закончил за него Ильин.

– А что с ней еще делать?

– Ну да, ну да. Какой у тебя размер обуви?

– Что? А при чем тут обувь? Нашли где-то мои подметки? – несмотря на волнение, Федор пытался шутить.

Ильину спокойствие давалось все труднее.

– Размер. Твоей. Обуви, – повторил Ильин.

– Сорок пятый. – Это Гринько вошел в комнату с парой разбитых ботинок в руке. – И судя по всему, на подошве одного из них кровь.

– Откуда кровь? – повернувшись к Федору, спросил Ильин.

– Может, курицу рубил? – пожал плечами тот. – Может, еще откуда.

– К вечеру мы узнаем – откуда. Не сомневайся! Ну и последний вопрос. Где был вчера вечером?

Федор посмотрел на Анну, перевел взгляд на Виктора.

– Я ее не убивал, – скорее соседям, чем полицейским сказал Федор. – Я весь вечер был здесь.

– Кто это может подтвердить?

Федя снова посмотрел на Аню.

– Никто.

Понятые стояли за спиной Федора, но никто не изъявил желания заступиться за соседа. А ведь наверняка кто-то мог его видеть. Либо они жили по принципу «моя хата с краю», что было буквально, либо Федька их достал настолько, что они рады были избавиться от него любыми способами. Будто прочитав мысли майора, Федор сказал:

– Они ж меня видят только, когда я пьяный. Трезвый я им глаза не мозолю. Вчера не пил. – Он поднял глаза на Аню. – Не пил вообще! Вымыл полы, сходил в магазин. Потом весь вечер просидел дома. Смотрел телевизор.

Вошел Сидихин со своим чемоданчиком.

– Давайте пальчики, – скомандовал он.

Федор кивнул и положил на стол закованные в наручники руки.

– Итак, гражданин Сергиенко, откуда клок вашей рубахи появился на балке в сенях дома Болюты? Пояснить можете?

– Ну, может, я что вешал… – попытался оправдаться Федор.

Майор Ильин заметил, как Аня Рыжова скривилась и отвернулась к окну.

– Откуда кровь на ботинке?

– Ну, я же сказал. Может, резал кого…

– И алиби у вас нет, – заключил майор и встал.

Сидихин закончил с отпечатками пальцев, сложил свои причиндалы в чемоданчик и вышел из комнаты. Федор глянул на испачканные ладони, да так и оставил их сложенными. Будто молился. Вздохнул:

– Не получилось начать новую жизнь.

– Стародубцев, – позвал майор. На пороге появился полноватый широкоплечий мужчина в солнцезащитных очках. – Давай его в отдел пока. Может, что вспомнит.

– Пойдем, живодер. – Стародубцев взял под руку Сергиенко и повел к выходу. Федор не сопротивлялся. Только остановился у двери и посмотрел на Аню Рыжову.

– Я ее не убивал. Я хотел съездить за сыном.

5