– Да-да, – кивнула баба Прасковья. – И на Ярилин день его в венки вплетают в память о ландыше Велеса. Этот ландыш сам Велес-свят подарил царице Диве. Благодаря тому ландышу свят-Ярила-то и родился у них.

– А кто таков Ярила-свят? – спросил Ярик.

– Ярила-то? Он – князь лесного люда. Ярая сила жизни в нём. Лесовики заплетают цветы Ярилины в веночки – и ландыши, и васильки, и сирень. И те цветы в одном венке живут, а поставь их вместе в воду – тотчас завянут. Все силы других цветов высосет сирень. Сладко пахнет сирень… Но она, как и птица Сирин, забирает жизнь…

– А я так и не понял, – переспросил Володя, – зачем лесовик ландыши оберегает? Для чего ему их так много? Или он те цветы своей лешачихе охапками носит?

– А тебе, что с того? – хмыкнула Света. – Если ты настоящий мужчина, любимую следует заваливать цветами.

– Да неужели же леший в лешачиху свою без памяти влюблён? – изумился Володя. – Ну, я понимаю, что он диковат… но ведь и она, небось, колода-колодой.

– Это, уж, кому что по вкусу, – с улыбкою отозвалась баба Прасковья. – Коли ты сам пенёк, то и жена твоя – колода. Однако и трухлявая колода цветёт по весне. И старый пень ветки пускает, коли влюбится. Вот так-то: с милой и под елью – найдёшь себе келью….

Так за разговорами Буслаевы и вышли на берег Светлоярова озера.

Послеполуденный зной уже спал. Стрекотали кузнечики. Лягушек не было слышно, так что дождя можно было не опасаться.

Ярослав едва узнавал место. Огляделся. Кувшинки у берега чуть колебались под лёгкими дуновениями ветерков.

– Ну и где же вилы? – поинтересовался Володя. – Да и Китежа что-то не видать.

– Китеж не всегда и не всякому показывается… – ответил за сына Алексей Елисеевич.

– Да и кому град покажется, тот потом всё равно ничего не помнит! Это волшебство такое, – пояснил Ярик. – Может даже, ты и бывал тут, да не помнишь ничего…

– Выходит, мы пришли сюда посмотреть на что-то невидимое! – усмехнулся Володя.

Дети побежали собирать цветы. Мама и бабушка разложили скатерть, выложили на неё продукты. Папа зажёг горелку и поставил на неё котелок с ключевой водой.

Цветов вокруг было без числа – и белых ромашек, и жёлтых лютиков… Полыхали малиновыми огоньками Петровы кресты. Тут же колыхались на ветру жёлто-синие Иван-да-Марья, Иван-чай, горечавка и цветок Марьин корень.

Пока готовился обед и плелись венки, бабушка опять взялась рассказывать о цветах.

– А знаете ли вы, – говорила она, – что все цветы друг-дружке роднёй приходятся?

– А как же, – кивнула Валентина Сергеевна. – В ботанике цветы относят к родам и семействам. Конечно, родственники!

– Да ты напрасно не смейся, я дело говорю, – настояла баба Прасковья и продолжила урок травознания. – Возьмём лютик-купальницу!.. Матушка-купальница, ночная печальница… Она – матушка, а батюшка-то кто? Вот он батюшка: Огнецвет, или цветок Петров крест…

– Корень у него крестом, – заметил Алексей Елисеевич, – вот его Петром и крестили. Хоть он… ну… – Алексей Елисеевич чуть замялся, – вроде как бог Огня языческий.

– Если он и бог, то для пчёл и мух: не бог, а цветочный дух! – возразила баба Прасковья. – Теперь он – вилень цветочный. Лишь в цветах его и сыщешь. Однако по-старому его цветок Огнецветом зовут. Огнецвет да Купальница – муж и жена. И деточки у них есть. А знаете, кто?

Все пожали плечами.

– Вот они, детушки, – баба Прасковья сорвала стебелёк с синими и жёлтыми бутончиками, – цветок Иван-да-Марья, названный в честь Ивана Купалы да Марьи Костромы. Их рождение мы и празднуем в Купальские дни.

– Впрямь цветочная семья. Муж, жена и дети, – задумчиво проговорила Валентина Сергеевна. – Вот мы их и сплетём вместе.

– Не забудьте ещё их внука приплести, – посоветовала баба Прасковья.

– Внука? А кто в этой семье внук? – полюбопытствовал Алексей Елисеевич.

– Вот он, – протянула баба Прасковья лесной пион с венчиком из пурпурно-розовых лепестков. – Внук их корешком пошёл от Ивана-да-Марьи, – так его Марьиным корнем и зовут…

Бабушка Прасковья плела венок, и речь её журчала как ручеёк, убаюкивала. «Вилы-то в старые годы не в одних, вишь, цветочках жили… Были они тогда в большой силе…»

Ярослав представил, как вилы на лугу порхают стайкой бабочек…

– Одну из тех вил-волшебниц звали Купальницею. Она-то была влюблена в вильня-волшебника, которого звали Огнецветом. А тот вилень Огнецвет стоял на страже у норы. В норе жила змея. Огнецвет не пускал змею ползать по миру, запрещал жалить малых детей…

Ярик утомился от долгого перехода и полуденной жары и сам не заметил, как его глаза стали слипаться…

И вот что он увидел в чудесном полусне за едва прикрытыми ресницами, сквозь кои пробивалось Солнце…

Перед ним сам собою раскрылся желтоголовый бубенчик цветка лютика-купальницы.

В цветке явилась прекрасная волшебница-вила. Она была в чёрном бархате с чёрными развевающимися волосами и крылышками, как у бабочки-крапивницы. Рядом взметнулись языками пламени багряные лепестки Огнецвета. Там явился вилень – крылатый юноша в огненном плаще и со сверкающим мечом.

Печальная вила из цветка купальницы протягивала ручки в мольбе к своему соседу и пела:

«Ты приди ко мне на лужочек, попляши со мною дружочек! Мы с тобою здесь помилуемся, помилуемся, да полюбуемся!»

Огнецвет же так отвечал прелестнице:

«О Купальница-чаровница! Не могу к тебе отлучиться! Мне всю ночь придётся не спать. Мне на страже нужно стоять! Чтоб змея с колоды не выползала, малых деточек не кусала!»

И тут в печали великой Купальница стала заламывать ручки и лить горючие слёзы.

И разгорелось сердце у Огнецвета. Он вложил меч в ножны и оставил свой пост у змеиной норы. Он перелетел к виле, и стали они вместе танцевать…

Тут из оставленной без присмотра норы выползла змея. Огнецвет же, занятый Купальницей, не заметил сего…

* * *

– Змея! Змея! – вскрикнули Светка и Валентина Сергеевна.

Ярик проснулся. В самом деле, прямо к ногам Ярослава, чуть шевеля траву, извиваясь меж кочками, ползла змея. Это была гадюка!

Валентина Сергеевна и Света поспешно вскочили. Алексей Елисеевич схватился за топор, Володя – за палку. Но быстрее всех оказался Зилаша. Он в то же мгновенье бесстрашно бросился на змею и, выпустив когти, вцепился в неё.

Змея с шипением оплела котёнка со всех сторон. Они покатились клубком и исчезли за стеною травы. Теперь лишь по колебанию стеблей можно было понять, где идёт битва.

Сражение длилось недолго. Вскоре из травы явился с видом победителя сам Зилаша с горящими от радости глазами и усиками, стоящими торчком. Змея же пропала невесть куда. Вот была радость!