— Ты просто останешься сидеть здесь?

— Да, — отвечает она.

— Я ухожу, — предупреждаю я ее.

— Ну так давай уже, иди, — отмахивается она.

Обязательно. Я уж точно не собираюсь ждать, пока она закончит делать домашку. Мне жарко, я вспотел и очень зол. Я уже подумываю о том, как бы ей отомстить, и пока что на первом месте в моем списке — гонять ее тачку до тех пор, пока не закончится бензин в баке.

Сунув ключи в задний карман, я начинаю спускаться. Несколько раз я поскальзываюсь и приземляюсь на задницу. Спасибо Киаре, утром у меня будет далеко не парочка синяков. На секунду мне даже становится жаль того парня Така за то, что ему приходится с ней возиться, но тут же я понимаю, что они стóят друг друга. Я вспоминаю о Дестини. Если бы она оказалась совершенно одна на этой скале, я бы глаз с нее не спустил. Я был бы ее рыцарем в сияющих доспехах. Черт, да я бы даже донес ее на себе до вершины, если бы она захотела.

И хотя Киара не моя девушка и никогда ей не будет, я не могу ее просто оставить. Я знаю, что здесь водятся медведи. Что, если на нее нападет один из них? Она серьезно думала, что я уйду, или это с самого начала была проверка, насколько я хороший парень? Что ж, тогда ей точно не повезло, потому что хорошего во мне очень мало.

Я продолжаю сползать по склону. И вот, когда я уже думаю, что нашел нужную тропинку, я оказываюсь возле отвесного обрыва. Я беру камень и что есть силы швыряю в пропасть. И еще один. И еще. Звуки их падения на скалы внизу на малую толику убавляют мое раздражение. Я снимаю с себя футболку, вытираю ей пот со лба и засовываю ее за пояс джинсов. Я больше не в Мексике, это точно. Никто из моих знакомых в здравом уме не поперся бы в горы, чтобы просто учить там уроки. Мне было бы куда понятнее, если бы целью нашего похода было напиться или покурить травы.

Я взбираюсь обратно по скалам, проклиная совершенно плоскую подошву своих ботинок, а затем и Алекса, mi’amá, Киару и вообще почти всех, с кем я когда-либо был знаком.

— Eres loco[49], chica! — ору я, взбираясь на камень, который загораживает ее от солнечных лучей. — В смысле, ты серьезно думала, что я протащусь весь этот путь вместе с тобой только затем, чтобы ты швырнула мне ключи от своей машины и я убрался?

— Я не просила тебя идти за мной, — говорит она.

— А у меня был выбор?

— У н-нас обоих он есть.

— Да, ну что ж, меня лишили свободы выбора в тот самый момент, как я сел в самолет до Колорадо.

Я сажусь на землю лицом к ней. Киара продолжает делать домашку. Мы поднялись сюда вместе, вместе и уйдем. Может, мне это и не нравится, но сейчас я просто не вижу другого выхода. Время от времени она поднимает взгляд и смотрит, как я на нее таращусь. Да, я делаю это специально, чтобы она почувствовала себя не в своей тарелке. Может быть, если я ее достану, она решит наконец собрать вещи и уйти. Но спустя пять минут я понимаю, что мой план не работает. Пора сменить тактику.

— Не хочешь поцеловаться?

— С кем? — спрашивает она, не отрываясь от своих записей.

— Со мной.

Она поднимает взгляд от тетради всего на секунду.

— Нет, спасибо, — говорит она и возвращается к своей домашней работе.

Да она играет со мной. Она ведь просто играет со мной, да?

— Из-за этого pendejo Така?

— Нет. Потому что мне не нужны объедки Мэдисон.

Un Momento[50]. Меня называли по-всякому, но…

— Это я-то объедки?

— Да. Кроме того, Так отлично целуется. Не хочу ущемить твое самолюбие, но тебе с ним не сравниться.

Да у этого парня и губ-то практически нет.

— Хочешь поспорим?

Я что угодно, но не объедки. После того как моя семья переехала в Мексику и мы с Дестини расстались, я только и делал, что встречался с разными девчонками, меняя их одну за другой. Да я мог бы книгу написать о том, как правильно целоваться, если бы захотел. Я придвигаюсь ближе к Киаре и получаю маленькую дозу удовлетворения, когда слышу, как ее дыхание сбивается и карандаш перестает бегать по тетрадному листу. Она не отодвигается ни на дюйм, когда мои губы оказываются совсем рядом с ее шеей, возле мочки ее правого уха. Свободной рукой я едва касаюсь нежной чувствительной кожи с другой стороны ее шеи, но между ней и моими губами все так же остается несколько миллиметров. Она абсолютно точно может чувствовать мое дыхание на изгибе своего плеча.

Она совсем чуть-чуть наклоняет голову, открывая мне шею. Я не уверен даже, что она делает это осознанно. Я не двигаюсь. Она вздыхает, почти неслышно, но я не поддаюсь. Это определенно ее возбуждает. Ей это нравится. И она хочет большего. Но я сдерживаю себя… объедки, ну надо же. Проблема в том, что я не был готов к тому, как Киара пахнет. Обычно девчонки пахнут цветами или ванилью, но от Киары веет легким ароматом малины, и это меня заводит. И хотя мое сознание настаивает на том, что я флиртую с ней только затем, чтобы доказать свое превосходство, мое тело совсем не прочь поиграть в игру «покажи мне свои дерзкие части тела, а я покажу тебе свои».

— Т-т-ты не п-п-подвинешься? — спрашивает она. Она может сколько угодно пытаться скрыть свою реакцию на нашу близость, но голос пре дает ее. — Я пытаюсь заниматься, а ты загораживаешь мне солнце, — шепотом замечает она. Вероятно, когда она шепчет, ее не тянет заикаться.

— Мы в тени, под деревом, — говорю я, но все равно отстраняюсь, потому что мне нужно остыть и взять себя в руки.

Я прислоняюсь к скале, чувствуя, как острые камни впиваются мне в спину. Я сгибаю одно колено и принимаю расслабленное положение, хотя внутри я совсем не расслаблен. Пока я пытаюсь устроиться поудобнее, Киара все так же сидит под этим чертовым деревом и делает свою домашнюю работу. Она совсем не вспотела и кажется совершенно спокойной. Я не знаю, отчего мне так жарко, из-за того ли, что только что между нами произошло, или, точнее сказать, чего не произошло. Или из-за погоды. Наверное, можно подумать, что я привык к жаре, живя в Мексике, но я родился в Чикаго и почти всю свою жизнь провел там. А лето в Чи-Тауне пусть жаркое и влажное, но длится всего пару месяцев.

У меня внутри все ходит ходуном. Мое сердце бьется как бешеное, и я чувствую в воздухе электричество, которого не было, пока я не придвинулся так близко к ней. Что происходит? Должно быть, это высота так влияет на мою голову. Мне нужно срочно сменить тему на что-то, совершенно не связанное с сексом.

— Так почему ты заикаешься? — спрашиваю ее я.

МОЙ КАРАНДАШ ЗАСТЫВАЕТ. Я пытаюсь концентрироваться на уравнении в своем учебнике, но не могу сфокусировать внимание на странице. Никто, кроме логопеда, прежде не спрашивал меня о моем заикании так прямо. Я не готова ответить на этот вопрос, хотя бы потому, что и сама не знаю, почему это происходит. Это просто часть меня, я такой родилась, и, возможно, свою роль сыграли еще какие-нибудь неблагоприятные факторы.