Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелькнул краешек огненной реки, вдали пронеслась крылатая тварь с когтями на концах крыльев и донесся ее омерзительный крик.
– Как ты это легко делаешь, – сказала она в восторге и, кивнув обоим, пригнулась, скользнула через щель обратно. Азазель убрал руку, края разрыва сомкнулись, словно он отпустил край тяжелого занавеса из красного бархата.
Михаил проговорил чуточку ошарашенно:
– Ты в самом деле так легко…
Азазель покачал головой:
– Это я перед женщиной все еще выпендриваюсь… Представляешь, шесть тысяч лет боюсь себя уронить!.. Перед тобой открыт, как жаба на лабораторном столе, а перед женщинами хвост веером. Все мы павлины… На самом деле я уже почти в обмороке. Надо за стол, а то если не восстановлю силы…
Говорил он очень серьезно, но Михаил на всякий случай не поверил, слишком часто Азазель его обманывал, а тот оперся о его плечо и величаво позволил проводить себя до стола и усадить в кресло, но ел правда с таким азартом, словно и в самом деле вот-вот склеит ласты от голода. Или откинет копыта, для демонов это как-то ближе.
– Ты в самом деле, – проговорил он с набитым ртом, – собирался ее в ад?
– Конечно, – ответил Михаил подчеркнуто твердо, – а как иначе?.. У меня присяга защищать мир!
– Она принесла важные новости, – напомнил Азазель. – Кезим освободился из Шеола. Что такое Шеол, объяснять не надо?
– Знаю, – буркнул Михаил.
– Значит, – сообщил Азазель, – постарается появиться как можно скорее. Он очень опасен сам по себе, но с ним наверняка будут его соратники. В подчинении семнадцать легионов демонов, это сила? Ну вот. Конечно, всех взять невозможно, но самых сильных постарается с собой протащить.
Михаил сказал твердо:
– Твоя демоница сообщила тебе не из светлых побуждений. У вас не может быть ничего светлого!
Азазель даже отшатнулся, лицо отразило крайнюю степень отвращения.
– А что, – спросил он, морща нос, – кто-то доказывал такую дурость насчет светлости? Или хотя бы соглашался?.. Я защищаю этот мир, потому что мне в нем комфортно, это теперь мой мир. Мы заинтересованы, как говорят здесь, материально, а это самая лучшая гарантия верности и лояльности при демократии.
Михаил сказал с отвращением:
– Но это подло!.. Нужно быть верными, потому что нужно быть верными!.. Быть верным – доблестно. А у вас верность до тех пор, пока у противника не станет лучше?
Азазель округлил глаза.
– А как иначе? – спросил он в изумлении. – Именно на этом и зиждется… тьфу, какое слово поганое!.. зиждется взлет человечества!.. Не держаться слепо за старое, а постоянно совершенствовать систему и перетекать в ту часть, что работает лучше, где условия и комфорт благоприятнее… Ладно, давай думай лучше о том, как подготовиться к прибытию Кезима. Отсутствие Леонарда если и ослабит его, то ненамного… Он сам по себе сильный демон и без всяких там хеллоуистов…
Михаил пожал плечами, промолчал. Быстрые переходы Азазеля, даже перескоки с одного предмета на другой, раздражают и не дают собраться с мыслями, однако демон прав, сейчас важнее встретить угрозы и погасить их, а уже потом можно ответить Азазелю аргументированно и достойно.
– Я встречу их с мечом в руках, – начал он, Азазель тут же перебил:
– Огненным?
– Конечно, – подтвердил Михаил горделиво. – Пусть увидят…
Азазель вздохнул, на лице сменилось несколько выражений, последним или предпоследним было то, которое Михаил расшифровал бы как «Ну сколько дураку говорить…», но Азазель произнес рассудительно:
– Во-первых, сразу разбегутся, а их хрен поймаешь. Во-вторых, как здесь говорят, предупрежден, значит, вооружен.
– И что, – сказал Михаил, – если встречу с открытым забралом…
Азазель вскинул брови:
– Где такое услышал? Ты же проспал Средние века!
– Вчера один олигарх сказал по телевизору, – объяснил Михаил.
Азазель сказал со вздохом:
– Это уже не олигарх. И даже не бизнесмен. Ни один олигарх такое не скажет, потому что бизнес нельзя делать с поднятым забралом. Поднятым, а не открытым!.. Если кто-то говорит насчет открытости, то крепче держись за карманы. Потому встретим противника скрыто и тайно!.. И нападем, по возможности, со спины. Это оправданно даже с рыцарской точки зрения. Разве противников не больше? А мы имеем право на все, так как защищаемся.
– Нужно лицом к лицу…
Азазель вздохнул:
– Давай, давай, говори. Я все записываю, а через год, а то и месяц покажу. Сам от стыда убьешься о стену.
Михаил возразил с достоинством:
– Я никогда не изменю своим убеждениям!
– Я никогда не женюсь, – произнес Азазель с выражением, – как сказал очень убежденно и с достоинством один двенадцатилетний мальчишка… а с ним еще четыре миллиарда таких же с убеждениями. Ладно, Сигор где-то в Израиле…
Михаил спросил в недоумении:
– Он все еще существует?
– Сигор?
– Нет, Израиль!
– Что, – спросил Азазель, – снова хочешь побороться?.. И снова переназовешь?.. Не понимаю, чем тебе имя Иаков не понравилось?
Михаил отмахнулся:
– Да это так, чтобы отметить, что его хитрые подлости в отношении старшего брата как бы амнистированы с учетом времени и его искреннего раскаяния. А в новую жизнь лучше идти с новым именем.
– Ну ты его и так отметил!.. Он с той драки всю жизнь хромал. В общем, Сигор в Израиле, теперь так называется вся страна, на том же месте, где и был, а главное, на месте роскошного и веселого Сигора сейчас пока что одни лавовые поля.
Михаил спросил угрюмо:
– Сколько туда добираться?
– Если на колесницах, – сказал Азазель задумчиво, – а потом морем, а затем опять на колесницах, то года за полтора-два… Но если отойти от твоей любимой старины и воспользоваться современными средствами, то часов шесть.
– Перестань, – отрезал Михаил. – Будем пользоваться всеми преимуществами этого мира. Потому что демоны точно воспользуются.
Азазель ахнул:
– На глазах умнеешь, Мишка!.. А то все: дурак, дурак, дурак… Сами они дураки, правда?.. Мы им всем покажем и выкажем. Враг будет разбит, победа будет за нами! Если, конечно, вдруг повезет… Эх, поспать бы… Мы же всю ночь бегали, как совы какие-то… Или совы летают? Нет, с тобой хрен полетаешь, ты же правильный… Ты ешь-ешь, мы для чего за стол сели? Или Аграт аппетит отбила?
Михаил снова взял нож и вилку, бросил на Азазеля быстрый взгляд.
– С Леонардом покончено навсегда? – спросил он на всякий случай. – Снова из-под земли не вылезет?
– Чего вдруг?