слово, знал – так старуху куда легче разговорить. Однако та не удостоила его и взгляда. Хмыкнула да толкнула рукой возницу:

– Я все сказала! Поезжай.

– Н-но!

Заскрипел под полозьями снег. Сделав круг по опушке, сани скрылись в лесу, заскрипели полозья по старому зимнику…

А Михаил все же успел поймать прощальный взгляд юной красавицы ведьмочки. Взгляд грустный, печальный…

– Ладно! – словно отгоняя наваждение, сотник тряхнул головой. – Едем! Поглядим, что там у Брячиславы…

* * *

На дворе Брячиславы никого чужого не было. Юная половецкая красотка Лана как ни в чем не бывало выбежала на крыльцо… Показалась!

Михайла перевел дух. Жива! Жива все-таки… Значит, ничего не рассказала Верунка…

– Хозяйки на усадьбе нет! – подскочив, деловито доложил Ермил. – Слуги сказывают, с утра велела заложить дровни да поехала на Михайлов городок. К тебе, господине!

– Ко мне? – сотник покусал губы. – Вот, значит, как… Ладно, посмотрим… Ермил, опроси здесь всех…

– Уже, господин сотник, – улыбнулся парнишка. – Верунка-челядинка исчезла с вечера. То есть, может, и раньше, но с вечера ее никто не видал. А видали – ленты атласные, алые… Видать, жених на селе завелся!

Михайла задумчиво покивал – ну, правильно, примета верная – кому ж еще ленты юной деве дарить, как не ухажеру?

– Говорят, Верунка вся ходила довольная, прямо сияла, – отойдя вместе с сотником в угол двора, негромко продолжал Ермил. – Про жениха, правда, ничего не рассказывала. Обмолвилась только – мол, мужчина серьезный, говорить о себе раньше времени запретил. Я так думаю – Кочубар это!

– Поглядим… проверим… По вдовице что? – еще раз уточнил Миша.

– Сани у нее украли… Ну и вот, челядинка пропала… Говорят, Брячислава с этим к тебе, господин, и поехала. Чтоб разобрался.

Брошенные сани нашлись на околице. Лошадей, правда, не было – распрягли да угнали, видать, уже и продали – долго ли, если нужных людишек знать?

– Ой, ироды-ы-ы… – заламывая руки, на всю околицу причитала вдова. – Ой, лошадушки мои, ой…

Миша кусал губы – неужели и впрямь украли? Слишком уж натурально вела себя Брячислава. Именно так, как должна – заругаешься тут, лошадки-то, чай, не дешевы…

– Я так думаю, Верунка-то им ворота и открыла… – погладив сани по облучку, вдова искоса посмотрела на сотника. – Али ему… Полюбовничек у нее появился, ленты дарил! Не из наших – чужой… Ух, Верунка!

Про страшную смерть челядинки Брячислава, похоже, еще не слыхала… Значит, что же, выходит, вдовица здесь ни при чем? Фальшивый волхв Кочубар на свой страх и риск действовал?

– А что за полюбовник? – оглянувшись на маячившую невдалеке церковь, все же полюбопытствовал Михайла. – Видел его кто?

– Так я сама же и видела, – тонкие губы вдовы изогнулись в улыбке, хотя круглое, с дряблыми щеками лицо все еще оставалось напряженным. – Здоровый такой, высоченный. Бородища – во! Сивая!

Брячислава провела себе ладонью по поясу. Описанный ею тип точь-в-точь сходился с портретом заезжего волхва.

– Как зовут, не знаю. Акинфий, холоп мой, видал, как тот к воротам подходил… Настька со двора выскакивала, болтала…

– С Акинфием бы тоже поговорить…

– Да хоть посейчас! Вот он, за березами дожидается… Акинфий!

Звероватого вида холоп ничего нового не добавил, все больше хмыкал да мыкал, то и дело вставляя в речь слова-паразиты. Рассказчик из него был никудышный.

– Это… борода… ага… длинная… сивая, да… Ишо на Верунку пялился… Я-то не углядел! Мх-х!

И все же Мише очень хотелось взять этого сиволапого черта да хорошенько пытать: как полагается, на дыбу, потом плетьми, огоньком… Глядишь, и рассказал бы чего!

Однако ж нельзя было хватать людей просто так, без всяких конкретных оснований, по одному лишь смутному подозрению. Согласно писаным законам – «Русской Правде» – в таких случаях требовались надежнейшие видоки-свидетели, а их не было, и к смерти Верунки Акинфия никак было не привязать, по крайней мере – пока. Да и Брячислава, хоть и не боярыня, а все же была достаточно влиятельная в Ратном, и хватать ее людей вовсе не следовало. Да и обвинить в шпионстве… Прав Ставрогин – тут доказательства нужны железнейшие!

Пока же нужно делать вид. Хоть Верунку и жаль! Ничего, еще придет время. Поквитаемся, припомним… Вот что теперь делать с Ланой? Выводить из игры очень уж не хочется – с таким трудом добыли, подставили вдове. Однако через кого половчанка теперь будет передавать сведения? Ну… это все можно придумать, решить… Пока же…

– За усадьбой твоей, Брячислава, теперь лично присматривать буду, – откровенно предупредил Михаил. – За всеми твоими людьми.

– Это зачем еще? – вдовица недовольно скривилась.

– А затем, что средь них сообщники могут оставаться! – с наглой усмешкой сотник подозвал коня.

– Какие еще сообщники?

– Всякие. Вот и присмотрим… – Сотник ловко уселся в седло, погладил коня по гриве. – Ты, любезнейшая, список мне предоставь всех твоих людишек, кто на усадьбе. И особо отметь тех, кому не очень-то доверяешь.

– Да я никому не доверяю! – откровенно рассмеялась вдова. – Вот еще – дворне доверять! Да за ними пригляд ежечасный нужен. Уж такой косорукий народ, чуть отвернешься – все наперекосяк сделают! Да вот они все у меня где!

Брячислава показала кулак и велела Акинфию запрягать лошадей в нашедшиеся сани.

– В церкву заедем, а потом – домой… А список я тебе, боярич, пришлю – к завтрему…

Вечером сотник допросил Глузда. Вернее, просто побеседовал – но, вдумчиво и по весьма конкретному вопросу.

– Давай-ка, унот, вспомни – как ты у колодца с Верункой встречался. Кто при этом был?

– Да как всегда… – сидевший на лавке парнишка суетливо заерзал. – Бабы. Старостиха приходила, да Андрея Немого жена… Да наставница Матрена… А, девки еще были! Лада, Любка… Той, что в проруби утопла, – подружки.

– Ну, это все свои… – про себя промычал сотник. – А больше никого не заметил? Ну, мимо кто проходил, пробегал… Или там – мелкие отроцы в снежки играли?

Этого как раз и не замечают. Самого обычного. Тех, кто примелькался…

– А ведь играли! – встрепенулся Глузд. – Снежками кидались. Я им еще кулаком погрозил. Да там мелкота одна!

– Та-ак… – Михайла забарабанил пальцами по столу. – Давай, вспоминай – что за мелкота?

Сотник знал – Глузд вспомнит! Сам еще в таком возрасте, что недалеко от «мелкоты» ушел. Вот кто по-взрослее – то же Архип, Демьян – уж точно не вспомнили бы, а этот… Тут надежда есть.

– М-м-м, – прикрыв глаза, отрок снова заерзал, не зная, куда деть руки. – Легота, Федотки Лющика сын, был… кидался… С ним – Понтя… Феропонт… еще такой рыжий, Кирьян, кажется… Да, Кирьян… Этих точно помню.

– Феропонт и Кирьян