Странное дело, но такие люди, как он, выходя невредимыми из житейских бурь, добивались еще большего уважения и приобретали еще больше власти. Томмазо Оги и впрямь считался одним из хозяев Рима.

Хотя Эрриага был моложе, чем Оги, на десяток лет, но все в нем вызывало у филиппинца зависть. Красивая голова с серебряными сединами, аккуратно зачесанными назад. Легкий загар, создававший впечатление, что обладатель его так и лучится здоровьем. Войдя в бар, Эрриага тотчас же узнал Томмазо, в элегантном костюме от Карачени[10] и в английских туфлях, сделанных на заказ. Батиста попросил у официанта бумагу и ручку, написал записку и указал, кому ее передать.

Когда Томмазо Оги получил послание, выражение его лица резко изменилось. Загар поблек вместе с улыбкой, уступив место бледности и озабоченной складке рта. Предприниматель извинился перед сотрапезниками и мигом направился в туалет, как ему было приказано.

Открыв дверь и увидев Эрриагу, Оги сразу его узнал.

– Значит, это и правда ты.

– Никто, кроме тебя, не должен знать, что я в Риме, – без лишних слов заявил Батиста, снимая кепку и закрывая дверь на ключ.

– Никто не узнает, – заверил его Оги. – Но у меня там гости, я не могу заставлять их ждать.

Эрриага встал перед ним, заглянул ему прямо в глаза:

– Это нас надолго не задержит, у меня к тебе небольшая просьба.

Оги, человек бывалый, наверняка сразу понял, что «маленькая просьба», о которой заговорил Батиста, вряд ли такая уж маленькая, иначе он не унизился бы до того, чтобы вести переговоры в сортире. Это на него не похоже.

– О чем речь?

– О Римском монстре: я хочу, чтобы ты достал мне копии полицейских протоколов.

– Тебе недостаточно того, что пишут в газетах?

– Я хочу знать детали, не предназначенные для печати.

Оги рассмеялся:

– Расследование поручено комиссару Моро, ищейке из ЦОС, его расколоть нельзя.

– Поэтому я и пришел к тебе, – подмигнул Батиста.

– На этот раз и я ничего не могу сделать. Мне очень жаль.

Эрриага защелкал языком, покачал головой и промолвил с досадой:

– Мой друг, ты меня разочаровал. Я думал, у тебя больше власти.

– Значит, ты ошибся. Есть люди, к которым у меня доступа нет.

– Несмотря на твои знакомства, твои связи? – Эрриага с удовольствием напоминал людям о том, насколько они подлы и коварны.

– Несмотря на мои знакомства и мои связи, – бесстрашно повторил Оги, пытаясь изобразить уверенность.

Батиста повернулся к раковинам, над которыми висело большое зеркало. Пристально взглянул на отражение собеседника:

– Сколько у тебя внуков? Одиннадцать, двенадцать?

– Двенадцать, – отвечал делец с некоторым усилием.

– Хорошая большая семья, мои поздравления. И напомни мне: сколько им сейчас лет?

– Старшей исполнилось шестнадцать. Почему ты спрашиваешь?

– Что она скажет, если узнает, что дедуля развлекается с девочками ее возраста?

Оги был в ярости, но приходилось сдерживаться. Крыть было нечем.

– Опять давешняя история… Сколько можно, Эрриага?

– Я бы уже давно прекратил. Но, друг мой, кажется, ты сам не позволяешь забыть об этом. – Он снова повернулся к собеседнику. – Я видел фотографии твоего последнего отпуска в Бангладеш: хорошо выглядишь, под ручку с несовершеннолетней. Еще я знаю адресок здесь, на окраине, где одна женщина позволяет тебе по вторникам общаться со своей дочкой: ты, может быть, помогаешь ей делать уроки?

Оги схватил его за грудки:

– Я не позволю больше себя шантажировать.

– Неправда: я никого не шантажирую. Просто беру то, что мне принадлежит по праву. – Эрриага спокойно отвел его руки. – И помни: я знаю тебя лучше, чем ты сам знаешь себя. Можешь беситься сколько угодно, но в конце концов ты сделаешь то, о чем я прошу. Ведь ты понимаешь, что сейчас я тебя не выдам. Знаешь, что потерплю, подожду, пока ты в очередной раз лишишь невинности малолетку, и только тогда все передам в прессу. Скажи мне, дружок: сможешь ли ты устоять перед искушением?

Томмазо Оги молчал.

– Тебя терзает не страх потерять лицо, но мысль о том, что ты больше не сможешь делать то, что тебе нравится… Я прав? – Батиста Эрриага поднял с пола кепку, которую нечаянно уронил, и надел ее. – Когда ты умрешь, душа твоя попадет в ад, это тебе известно. Но пока ты здесь, она принадлежит только мне.

5

Об операции «Щит» разузнали СМИ.

В часы, последовавшие за вторым двойным убийством, журналисты обрушились на ЦОС и в особенности на комиссара Моро. Работу специального подразделения подвергли жесткой критике как «неадекватную» и «неэффективную». От сочувствия к двум погибшим полицейским общественное мнение перешло ко все возрастающему негодованию.

Людьми двигал страх. Монстр выиграл очередную партию.

Моро пришлось свернуть операцию «Щит», чтобы избежать кривотолков. Он затворился в квестуре с немногими верными людьми из группы в ожидании свежих идей.

– Что происходит? – Голос Макса в телефонной трубке звучал обеспокоенно. – Тебе ведь не грозит опасность?

– Не верь тому, что говорят по телевизору, – отвечала Сандра. – Они сами толком ничего не знают, просто продают свои новости, работая на публику, а потому сгущают краски. – Сандра знала, что кривит душой, но не видела другого способа успокоить Макса.

– Когда ты придешь домой?

– Когда закончим дела.

Это тоже было вранье. По правде говоря, дел было не так уж много, они всего лишь в очередной раз анализировали все детали недавних убийств, выискивали осужденных за преступления на сексуальной почве и допрашивали их. А в остальном – продвигались на ощупь, в темноте.

– Ты в порядке?

– В порядке.

– Неправда, Вега. Я по голосу слышу.

– Ладно, так и есть, – призналась она. – Это все расследование. Я уже отвыкла от насилия.

– Уже несколько дней ты избегаешь меня.

– Извини, я сейчас не могу говорить. – Сандра вышла во двор, чтобы позвонить. Ей стало невмоготу оставаться вместе со всеми, и, пользуясь тем, что к вечеру здание квестуры частично опустело, она нашла укромное местечко. Но теперь жалела, что надумала позвонить Максу. Боялась, что он угадает главную причину такого ее состояния. – Не могу же я всегда быть на высоте. Ты ведь понимаешь, правда?