После неприятности, случившейся в ходе первой, не удавшейся попытки отправки «скорохода-прорывателя», меры безопасности на нем усилили. Машины и котлы осмотрели внимательнейшим образом и готовили тщательнее, чем к рывку через Атлантику за «Голубой лентой». Хотя расстояния были несопоставимыми, впрочем, как и ценность конечных результатов, в случае успеха.

Пока проверенные и перепроверенные мехи и мастеровые копались в его потрохах, не менее тщательно отобранные и также проверенные грузчики, принялись планомерно заполнять бездонные внутренности трофейными немецкими боеприпасами, а также нашими снарядами всех калибров, нужными на Цусиме. Кроме снарядов грузили мины заграждения, торпеды, бензин, машинное масло, гальванические элементы для подводников, кислоту, реагенты и газ в баллонах для аэростанций, сигнальные, боевые и осветительные ракеты, телефонный и телеграфный провод и прочее для осажденного гарнизона.

Командира «Терека» с самого его возвращения из рейда постоянно вызывали в штаб. Сначала для отчетов, потом в рамках разбирательств по акту вредительства, затем для получения инструкций на предстоящий рано или поздно переход до осажденного острова. Потом их обновляли, отменяли и давали новые. Когда, наконец, после доклада Греве, дошло уже и до боевого приказа на выход, дополненного очередным пухлым пакетом инструкций, все причастные к этому секретному «сумасшедшему дому» наконец-то вздохнули с облегчением.

Суть полученного приказа сводилась к тому, что набитый под пробку горючими и взрывоопасными грузами пароход-крейсер должен был в одиночку прорвать весьма плотную японскую блокаду Цусимских островов. Считалось, что один скороход имеет гораздо больше шансов на успех в этом деле, чем хорошо охраняемый конвой. При этом прямо указывалось, что необнаруженным к Цусиме никак не подойти.

Учитывая последние сведения о японских дозорах, штабом рекомендовалось попытаться на полном ходу за ночь форсировать Восточный Цусимский пролив в юго-западном направлении насквозь, до выхода за острова Гото. А уже потом, переждав светлое время суток в Восточно-Китайском море за полосой судоходных трасс и японских дозоров, развернуться и с темнотой подойти к Цусима-зунду с юга, где линии патрулей были реже. С южного направления также считалось более вероятным установить связь по радио с судами в гавани Озаки для согласования дальнейших действий.

Но это были лишь рекомендации. Окончательное решение относительно маршрута и способа прорыва должен был принять сам капитан второго ранга Панферов уже на месте, исходя из складывающейся обстановки.

Но следовало учитывать, что существенной помощи цусимская флотилия оказать не в состоянии. Предполагалось, что смогут выйти навстречу оба оставленных там из-за повреждений механизмов миноносца и одна-две подлодки, но только в зоне досягаемости береговых батарей в непосредственной близости от входа во внутреннюю акваторию Цусимы, ввиду временного, но подавляющего превосходства противника на море.

После короткого инструктажа Панферов встретился с командиром «Касатки» для обсуждения возможных вариантов прорыва, поскольку лейтенант Плотто был последним, кто преодолел блокаду. Пробеседовав с ним до темноты, вернулся на свой корабль, чтобы закончить приготовления к выходу.

Погрузку не прекращали даже ночью, постоянно дополняя изначальные товарные ведомости новыми пунктами. Только к рассвету 4 сентября работы были наконец завершены, и крейсер потянулся к выходу из Золотого Рога. Шел сильный дождь, заметно ограничивавший видимость, поэтому пароход-крейсер провожал портовый ледокол «Надежный».

Прошли на семи узлах протраленным фарватером до пролива Аскольда. Дальше «Терек» двинулся один. Но из-за неплотного тумана до полудня все так же ползли на семи узлах. Только во второй половине дня видимость начала улучшаться, и вскоре уже смогли дать полный ход. Курс проложили на острова Оки, чтобы держаться в стороне от обычного маршрута на Цусиму. Море вокруг оставалось пустым.

На следующее утро, не доходя примерно сто миль до островов Оки, повернули в Цусимский пролив. По расчетам штурмана пролив должны были форсировать за два часа до рассвета, что позволяло еще в темноте миновать ближайшие к Цусиме воды. После полудня радиостанция крейсера начала принимать обрывки японских шифрованных телеграмм. Они доходили явно издалека, так что это считалось пока не опасным. На горизонте иногда обнаруживались паруса то ли рыбаков, то ли мелких парусных каботажных шхун. Паровых судов до темноты не видели.

К ночи японские радиопереговоры прослушивались уже намного лучше. Но разобрать из них что-либо кроме позывных нескольких судов не удалось. Иногда весь эфир заполнялся сплошной мешаниной из точек и тире, продолжавшейся от десяти минут до полутора часов. Причем дважды в самом начале таких периодов минеры отмечали работу станции явно нашего типа.

Ночь была лунная, светлая. Это совершенно не благоприятствовало прорыву, но пока никаких контактов не было. Сигнальные вахты усилили. Все наблюдатели запихали по куску сахара за щеку. Кто-то сказал, что это улучшает ночное зрение. На «Тереке» вообще никто не спал. В горизонт вглядывались все, кто находился на палубах и мостике.

Около 11 часов ночи слева обнаружили какой-то пароход. От него уклонились к западу, быстро потеряв из вида. Спустя полтора часа, справа по носу показался парус, от которого также отвернули, на этот раз к японскому берегу. Этот маневр привел крейсер в пролив между островами Окиносима и Хонсю.

Находившийся с самого вечера на мостике переводчик, бывший директор Восточного института Владивостока Д. М. Позднеев, уволившийся от должности после прекращения занятий в своем учебном заведении и вернувшийся во Владивосток из верхнеудинской эвакуации, чтобы пойти вольноопределяющимся переводчиком, услышав название Окиносима, оживился и рассказал короткую лекцию о нем.

Оказывается, японцы считают его священным. По их вере, он весь – это воплощение богини, покровительницы мореплавателей Тагори Химэ-но ками, поэтому там никто не живет. На острове стоит храм, основанный в середине XVII века на пути между Японией и Кореей. Раньше в нем молились за моряков и приносили дары богине. Он до сих пор очень почитаем и в то же время один из наименее посещаемых храмов.

Скоро появился легкий туман, стелившийся над самой водой. Это резко сузило горизонт. Даже с мачт мало что видели вокруг. Зато с такой высоты вполне сносно различали звезды над головой, не видимые с палубы. Из-за этой мглы ни остров, ни возвышенностей на уже близком побережье разглядеть не удавалось. Хотелось верить, что и оттуда наш дым тоже не увидят. Впрочем, дымов тут и без нашего хватало.

Вскоре на кормовых румбах показались две неясные тени. Одна двигалась почти встречным курсом с запада на восток, а вторая – в противоположном направлении. Разглядеть их толком не успели, так как быстро от них удалялись на юг-юго-запад, направляясь к северной оконечности Икисимы. Судя по всему, крейсер вошел в район плотных дозоров, а скорее всего, интенсивного круглосуточного судоходства. Этим решили воспользоваться.

Находясь по счислению в девяти милях к северу от острова Оросима, повернули на мыс Коозаки – южную оконечность Цусимы. Этот курс вел как бы от Симоносекского пролива и совпадал с основными судоходными маршрутами, сложившимися здесь в последнее время, о чем было известно от подводников. Пароход, идущий этим курсом, теоретически не должен был вызвать особых подозрений в случае встречи с кем-нибудь.