Екатерина Сергеевна поставила вторую чашку кофе передо мной, взяла чай, пепельницу. Закурила сверхлегкую сигарету. Задумчиво сказала:

– Парашютная четверка… Да, парашютная четверка… Это долгая история… В нескольких словах: в начале перестройки занесло нас с Валей на спортивный аэродром… В Москве – мрак, митинги, сигареты по талонам. А там – романтика: небо, самолеты, – она поколебалась. – Компания хорошая, беззаботная… Мы с Валькой торчали в Колосове все выходные. Вместе ездили, жили в одной комнате… А с Настей и с Машей – так, встречались с ними в столовке, здоровались. Компании у нас были разные. Но однажды… когда же точно… да, в девяностом году, кажется, в феврале…

За десять лет до описываемых событий

Катя поднялась в половине восьмого утра. За окном стояла мерзлая темень, сладко посапывала Валюха. Обогреватель – переутомился за ночь, бедняга! – надсадно гудел. Катюша осторожно, чтобы не разбудить подругу, спустилась с верхней кровати. Сняла свое одеяло и укрыла им Валентину – та благодарно спасибнула сонным голосом.

В гостинице стояла тишина – до официального подъема еще полчаса. Вот и чудненько, ей никто не помешает. Катя достала из сумки мыло, полотенце и контейнер с контактными линзами. Наверняка в туалете сейчас пусто, и она сможет спокойно вымыть руки и нацепить свои искусственные глаза.

Интересно, почему у нас запрещено прыгать, если у тебя плохое зрение? Катя читала в американских журналах – в Штатах хоть в линзах, хоть в очках – можно. Даже продаются специальные фиксаторы, чтобы очки во время прыжка не слетели. Иностранцам-очкарикам, что приезжают прыгать в Колосово, доктор даже слова не говорит. Еще бы он попробовал сказать – они за прыжок по десять долларов отстегивают. А своим, русским парашютистам приходится ховаться по туалетам…

Катя аккуратно приоткрыла дверь – в коридоре стояла сонная тишина. Все спят после веселой ночи. Катя пробежалась по коридору, решительно распахнула дверь туалета – и застыла на пороге. Над раковиной склонился полуодетый мужчина: голубые треники и грубые ботинки на босу ногу. Мужчина яростно драл свои щеки «Жиллеттом» и что-то бурчал под нос. Катя на секунду опешила – и вовсе не из-за того, что застала в женском туалете мужчину. Она растерялась потому, что зимой на аэродроме никто не брился. Горячей воды здесь сроду не бывает, а специально греть – на это у парашютистов не хватало ни сил, ни желания. Что это еще за чудик?

Мужчина оторвался от бритвенного процесса. Галантно шаркнув ножкой, заявил:

– Исфините… йа ни адет.

А-а, иностранец. Все ясно.

Катя постаралась максимально ослепительно улыбнуться, лихорадочно поправляя не расчесанные с утра волосы:

– Don't bother. Your pants fit you quite well.[10]

Иностранец окончательно позабыл про бритье и уставился на девушку.

– Боже мой, – зачастил он на родном языке, – вы здесь первый человек, нормально говорящий по-английски!

Катя скромно улыбнулась:

– Вообще-то я специализируюсь по французскому…

Иностранец пришел в еще большее восхищение. Они немедленно познакомились. Его звали Джейком. Он тут же переименовал ее в Кейт и принялся заверять в своем совершеннейшем почтении. Она с улыбкой выслушала его комплименты и ответила тем, что впервые встречает мужчину, у которого достаточно мужества, чтобы бриться холодной водой.

…Однако нужно было завершать водные процедуры. Джейк вновь склонился над раковиной, сетуя на отсутствие горячей воды. «Если я не брит, то чувствую себя последним отщепенцем». А Катя призналась в том, что русским запрещено прыгать в контактных линзах и ей приходится специально вставать пораньше, чтобы без помех надеть их. Джейк поклялся всеми святыми не выдавать ее страшную тайну и пригласил Катю обязательно прийти в гости и познакомиться с его друзьями.

…Когда Катя вернулась в комнату, Валентина уже проснулась и лениво позевывала под двумя одеялами.

– Воды-то для чая принести не догадалась?

Катя гордо поставила на стол бутылку с ледяной водопроводной водой и спросила:

– Валь, кто такой Джейк?

Валя – на то и вездесущая секретарша, знает все и обо всем! – мгновенно ответила:

– Джейк О'Гар, американец. Главный по групповухе.

– Чего-чего? – расхохоталась Катя.

– Фу, дурочка! У него команда по групповой акробатике.

Настя проснулась от того, что кто-то настырно теребил ее за плечо. Она лениво разлепила глаза и обалдела – ее будила Мэри, полностью одетая, умытая и причесанная. Ну ничего себе! Этого Настя никак не ожидала. Вчера в казарме пили до пяти утра – причем на долю Маши досталась как минимум бутылка водки. Настя была уверена, что Мария проспит до полудня и лишь к обеду проснется с тяжелой головой и красными глазами. Но ничего подобного. Вот что значит старая аэродромная закалка!

Маша возбужденно зашептала:

– Насть, а Насть! Вставай скорей! Пойдем посмотрим! Там буржуи такое вытворяют!

Союз Советских Социалистических Республик всегда славился так называемым классическим парашютизмом. «Классикой» назывались прыжки на точность приземления – нужно было попасть, опускаясь с высоты тысяча двести метров, точно в «блин», в центр которого вкручен датчик размером с пятикопеечную монетку.

Этот вид спорта требовал собранности и четкости. Такие качества у граждан страны очередей и партсобраний имелись в избытке, поэтому на международных соревнованиях советские спортсмены традиционно занимали первые места.

Однако парашютный спорт развивался. И в недрах порочного Запада зародилось новое спортивное направление, названное групповой акробатикой. Здесь главным была не точность приземления, а то, что можно вытворять в свободном падении. Парашютисты соревновались: кто быстрее и лучше выполнит максимальное количество различных комбинаций.

В СССР новое направление не прижилось. Страна по-прежнему готовила только классических парашютистов, да и то подготовка – в связи с развалом страны – постепенно сходила на нет. А групповой акробатикой занимались приезжающие на аэродром западные спортсмены. Завсегдатаи аэроклуба «Колосово» восхищенно смотрели на бравых загорелых парашютистов – в разноцветных, но одинаково элегантных прыжковых костюмах. Иностранцы прыгали с большой высоты – не меньше трех километров и выстраивали свои фигуры вплоть до тысячи метров – высоты раскрытия парашютов. В прыжке участвовал и видеооператор, который снимал прыжок на пленку. Потом иностранцы просматривали видеозаписи и анализировали ошибки.

Групповая акробатика казалась советским спортсменам заманчивой и загадочной. Большая высота, высокие скорости, легкие скоростные парашюты, красивые, расслабленные иностранцы… На аэродроме все мечтали хоть одним глазком взглянуть на видеозаписи прыжков, но западники держали видеомагнитофон у себя в комнате и никого в гости не приглашали.