«Да, – подумал он. – Свободного места здесь сколько угодно, а размеры строений никто не ограничивает, и Глиммунг, естественно, использует пространство с присущим ему размахом».

– Итак, ты по-прежнему отказываешься спуститься со мной? – спросил Джо Виллиса.

– Разумеется, отказываюсь.

– Так покажи мне, по крайней мере, где хранится акваланг, – распорядился Джо. – И объясни, как им пользоваться. И вообще, расскажи мне всё, что необходимо знать для успешного спуска под воду.

– Не сомневайтесь, что перед вашим погружением я непременно проведу с вами минимальный… – начал робот и осёкся. На крышу самого большого купола спускался небольшой вертолёт. Виллис внимательно к нему присмотрелся и заключил: – Для Глиммунга – слишком мал.

Винты вертолёта ещё полностью не прекратили своего вращения, а в его фюзеляже уже отъехала в сторону прозрачная дверца, и на посадочную площадку выпрыгнула Мали Йоджез. Поспешно спустившись затем на лифте, она направилась прямиком к Джо и Виллису.

– Со мной разговаривал Глиммунг, – быстро заговорила она, обращаясь исключительно к Джо. – Он объяснил мне, где ты и что затеял, и попросил сопроводить тебя. Он весьма сомневается, что ты в одиночку перенесёшь задуманный тобою спуск.

– А если со мной отправишься ты, – резюмировал Джо, – то, по его мнению, проблем у меня не возникнет вовсе.

– Он считает, что если мы будем вдвоём, у нас будут вполне реальные шансы на возвращение. И к тому же у меня, в отличие от тебя, весьма приличный опыт погружений с аквалангом в самых различных морях.

– Миссис Леди, – подобострастно обратился к ней Виллис. – А он распорядился, чтобы я проследовал с вами?

– О тебе он ни словом не обмолвился, – резко бросила Мали.

– И то ладно. – Робот вроде бы даже расправил плечи и приосанился. – А то у меня от того, что там, внизу, мозги уже заранее коротит.

– Скоро ситуация полностью изменится, – заметила Мали. – И «там, внизу» уже больше не будет, а будет только единый мир. Наш мир!

– Хочешь рассмешить богов, так расскажи им о своих планах, – с едва слышимым ехидством в голосе произнёс робот.

– Помоги нам надеть акваланги, – велел ему Джо.

– Там, внизу, в Водяной Преисподней, – немедленно принялся поучать их робот, – вы окажетесь в местах, оставленных Амалитой.

– Кто такая эта Амалита? – спросил Джо.

– Амалита – не она, а он. В общем, это божество, которому изначально и был посвящён Храм, – пояснила Мали. – Бог, которому возносили молитвы в Хельдскалле. Когда Храм будет восстановлен, Глиммунг сможет воззвать к Амалите, как то и было в прежние, предшествующие катастрофе времена. Победа Борели над Амалитой – временная, но весьма важная, и произошедшее мне весьма напоминает земную поэму Бертольда Брехта. Если не ошибаюсь, то она называлась «Утопленница». Сейчас попробую воспроизвести для вас самый значимый её кусочек… А, вот, вспомнила: «И постепенно бог её оставил; вначале её руки, а затем ноги и всё её тело, и наконец она была…»

– Что это за божества? – спросил Джо Мали. Он слышал о них впервые, хотя и понимал: если есть Храм, то должно быть и божество, которому в нём поклонялись. – Ты хоть что-нибудь толком знаешь о них?

– Я с удовольствием предоставлю вам всю необходимую информацию, – немедленно встрял в разговор Виллис.

– А ты хоть на секунду задумывался над тем, – спросила его Мали, – что, быть может, руками Глиммунга Храм возрождает сам Амалита?

– Гм-м… – Похоже, робот был глубоко уязвлён. Джо показалось даже, что у механического бедолаги от напряжённой работы внутри что-то зажужжало и принялось даже неритмично потрескивать. – Помнится, сэр, – наконец вымолвил он, – вы спрашивали меня о двух божествах. Кстати, тогда вы в очередной раз позабыли сказать…

– Виллис, расскажи мне про Амалиту и Борель, – поспешно попросил робота Джо. – Как давно им поклоняются и кто именно? И где появился их культ?

– У меня есть брошюра, в которой подробно изложены ответы на ваши вопросы. И даже на те, которые вы ещё пока не задали. – С горделивым видом опустив кисть руки в нишу у себя на груди, робот извлёк оттуда увенчанную огромной канцелярской скрепкой пачку тонких листков. – Написал вот тут на досуге, – пояснил он. – С вашего позволения, я, чтобы излишне не напрягать память, буду время от времени заглядывать в текст. Итак, сначала был Амалита. Был он один-одинёшенек, и было это приблизительно пятьдесят тысяч земных лет назад. Затем в нём пробудилась страсть. Но объекта страсти у него не было. Он любил, но любить ему было некого. Он ненавидел, но и ненавидеть ему тоже было некого.

– Ему было на всех наплевать, но плевать ему было пока ещё тоже не на кого, – подколола робота вовсе не заинтересовавшаяся его рассказом Мали.

– Так вот, я говорил о страсти, – как ни в чём не бывало продолжал робот. – Как известно, самая сладострастная форма сексуальной любви – это инцест, поскольку инцест – фундаментальное табу во всей Вселенной. Но чем строже табу, тем, как водится, сильнее и искушение, и именно поэтому-то Амалита и создал себе не просто женщину, а именно сестру – Борель. Кроме того, наибольшее половое возбуждение вызывает любовь к воплощению зла, и Амалита сделал свою сестру средоточием истинного зла. Ещё одним мощным стимулом половой любви является любовь к более сильному, чем носитель страсти, созданию, и потому-то Амалита наделил свою сестру способностью разрушать свои творения, и она, едва явившись на свет, принялась уничтожать одно за другим всё то, что он сотворил за многие века.

– В том числе она уничтожила и Хельдскаллу, – с нескрываемой досадой пробормотала Мали.

– Да, миссис Леди, – согласился робот. – Потом он, разумеется, пытался ей помешать, но она, к чему он первоначально и стремился, была уже сильнее его. И наконец, последнее: предмет страсти вечно принуждает любящего снисходить до своего уровня, и Амалита сам волей-неволей снизошёл до уровня сотворённой им сестры – до уровня, на котором властвуют лишь первобытные, максимально жестокие и лишённые даже зачатков морали законы. Вот с чем нам предстоит иметь дело при восстановлении Хельдскаллы, и каждый, спустившись в Водяную Преисподнюю, убедится в том, что изначальные, гуманные во многом законы Амалиты там совершенно не действуют, и даже сам Глиммунг, погрузившись туда, неизбежно окажется в полной власти порочной во всех отношениях Борели.

– Я-то полагал, что Глиммунг и сам божество, и другие божества ему, в общем-то, не страшны, – пробормотал Джо. – Ведь очевидно же, что он обладает неимоверной силищей.

– Да какое он там божество? Божества не грохаются, пролетев сквозь десяток этажей, в подвал безвольной тушей, – категорично заявил робот.

– Что и как ему делать, зависит только от его собственных желаний, и окружение ему не указ, – возразил Джо.

– Что ж, тогда разберём его божественность по отдельно взятым критериям, – предложил робот. – Начнём с бессмертия. Амалита и Борель бессмертны, а Глиммунг – нет. Критерий второй…