то от него как, не передать, дойдет до дома, помыться сразу же надо, кровь тварей ядовитая, вроде нигде на кожу не попала, а все равно. Никита поклонился в сторону леса, перекрестился, закинул короб на плечи и медленно пошел домой. Шел еле, еле, уже на подходе к селу ему стало совсем плохо, перед глазами все потемнело, и он присел на корточки, прислонившись к дереву спиной. Отдышался с трудом, и снова еле переставляя ноги вперед. Домой дошел на одном упорстве, оставив короб на терраске, запер входную дверь и там же на терраске скинул грязную верхнюю одежду. Все он дома на своей территории, и Домовой не позволит никому что-то взять здесь. В коробе у него примерно лежит по деньгам шикарная московская квартира в центре, даже больше, но представить себе еще что-то Никита уже не мог. Его колотило отходняком от снадобий, но он еще заставил себя помыться в тазу, первое дело после такой охоты и уж затем почти дополз до кровати, и все перед ним стало черно от боли и усталости. Он как сноп повалился на кровать, натянул на себя одеяло уже теряя сознание. Еще сутки он пролежал не в силах встать, слышал, видел, но встать не мог, тело взрывалось от боли только от легкого шевеления. Домовой его отпаивал каким — то чаем, но были моменты, когда Никита думал, все отбегался он уже на этой земле. После таких стимуляторов ему и здоровому то раньше казалось, что умирает, а в таком состоянии он уже не думал, что вообще выживет. А затем хоть и качало его от слабости, но смог сам встать и даже походить по дому, удивляясь тому что еще живой. Хоть и слаб, но кое — что нужно сделать срочно, а то все его труды пойдут насмарку и дело даже не в деньгах, он совершил невозможное для такого калеки. Никита достал две бутылки с водкой, с закручивающимися пробками, открыл их и вынес на терраску. Затем разделся догола и нацепил на себя одноразовый медицинский комбинезон на липучках. Запасная маска и перчатки были приготовлены заранее, теперь Никита, одев все на себя, не в доме, а по-прежнему на терраске развернул сверток с травой кикиморкой. По пять тоненьких стебельков на бутылку, и плотно закрутить пробки, оставшуюся траву так же осторожно упаковал обратно, но уже на пять пакетиков, и четыре из них нужно спрятать сразу. Он их сам засушит и приготовит к продаже на потом, черный день. Отдать такое количество травы сразу, это подписать себе смертный приговор, травникам его убить проще, чем рассчитаться с ним. Так теперь все рассортировать что на продажу спрятать здесь, что его спрятать в доме. Спрятать, пока не получит деньги не отдаст ничего. Травники знают, что из дома где есть Домовой они не смогут забрать ничего, так то они могут его только на деньгах обмануть и сделают это обязательно, он ведь изгой. Лучше подстраховаться, ведь убить и не платить ему они могут по той же самой причине, кто за него вступится. А бутылки с настоем кикиморки— это тоже его запас на будущее. Через полгода эти бутылки водки с травой, настоянные правильно, будут на вес золота. Остался последний рывок, Никита открыл подполье. Небольшое пространство подпола было обшито доской, которая кое — где уже прогнила и рассыпалась в труху. Никита легко отодрал пару гнилых досок, за ними рыхлая земля, вот в нее то, он и закопал бутылки с кикиморкой, и пакетики с травой, помещенные еще для сохранности в стеклянные сухие банки. Полгода в темноте и при постоянной температуре, в прохладе, самое — то для такой настойки и трав. Одну лапу Кикиморы Никита тоже прикопал, тщательно упаковав в вощеную бумагу, пока подождет, с нее тоже он может много лекарств редких наделать сам и для себя, а при нужде и на продажу хватит. Попозже нужно будет здесь все замаскировать, а пока и Домовой, если что глаза отведет, Никита уже снова еле на ногах держался. Откат от настоек страшный, такая скорость, которую дает ускоряющее зелье, сжигает, убивает организм, еще дня три он будет так двигаться, и это хорошо, мог и не очнуться в его то состоянии. Никита подозревал, что жив только благодаря чаям Домового, тот просто не хотел оставаться один, вот и не давал помереть хозяину. Да забавный у них симбиоз получился, калека охотник и не желающий умирать в пустом доме Домовой. Никита почти выполз из подполья, отлежался сутки, снова почти без сознания. Зато на другой день смог встать на ноги и даже немного убраться в доме, пока на плите варилась картошка с тушенкой, есть ему не хотелось, но надо, иначе снова сляжет. Обычно после приема ускоряющего зелья волчий аппетит, организм восстанавливается, а Никите есть совсем не хочется, но он заставляет себе через силу.
— Надо, — уговаривал он себя, — я ведь только жить начал, столько невозможного в своем положении сделал и даже м — мм семья у меня получилась, о который мне теперь заботится нужно.
Никита уговаривал себя и ел и как-то легче ему стало, задвигался. Жить то все равно хочется, даже так больным изгоем в мертвом селе, и Никита заставляя себя двигаться, есть, следить за собой через силу, понимал, что только так он сможет добиться прощения за все зло что он сотворил. На следующее утро, стук в дверь с утра пораньше, Никита не торопясь встал с кровати, оделся, и только потом открыл дверь, знал, что травник не выдержит, пожалует в гости раньше. Даже наверняка оставил кого ни будь из своих понаблюдать за домом Никиты и терпеливо ждал пока он оклемается для разговора. Опытной травник он понимает, что за средства использовал Никита для этого похода и какой откат будет в его состоянии.
В дом к себе Никита травника приглашать не стал, вышел к нему на терраску, стараясь не показать свою боль, двигаться ровно, а не дергано.
Тот же ожидаемо нервничал, таких редкостей давно не было на рынке магических снадобий, и он очень надеялся, что Никите повезет что ни будь достать из его списка.
— Ну как получилось? — не выдержал травник, ты вернулся ведь, что ты принес??? — засыпал он вопросами.
— Да, — я принес две головы, одно сердце, лапу, и почти грамм на триста сырого веса травы, — не стал мучить ожиданием Никита.
Пока травник от удивления открывал рот и подсчитывал сколько это стоит хоть
