велит привести ее. Та повинуется, усаживается рядом с братом и тоже выпивает пять чаш октли. Утром Кецалькоатль просыпается рядом с сестрой и сознает содеянное. В горе и раскаянии он покидает Толлан.

Имеются и другие сказания о скитаниях и конце Кецалькоатля, о бедствиях, обрушившихся на тольтеков после его ухода. Отдельно от них находится рассказ об игре последнего правителя тольтеков Уэмака с тлалоками (повторяющая по смыслу греческий миф о Мидасе), повествование о злоумысле Тескатлипоки, соблазнившем под видом красивого юноши дочь Уэмака, и др. Все они включают в себя и элементы волшебной сказки.

Другим большим эпическим циклом были сказания, связанные с главным богом ацтеков Уицилопочтли. Сюда относится прежде всего поэма о рождении бога от девы Коатликуэ и его сражении с враждебными братьями и Койольшауки. Она изложена в первой главе третьей книги труда Саахуна. Формально к кругу поэм, связанных со странствованиями ацтеков, принадлежит эпическое произведение о сестре Уицилопочтли Малинальшочитль и ее сыне Копиле. Она сохранилась благодаря тому, что Альварадо Тесосомок включил ее в «Кронику Мешикайотль». В действительности же это не столько сказание о вожде племени, сколько миф о странствующем солнечном божестве.

Следует, наконец, упомянуть и об эпической поэме, посвященной отношениям тепанекского тирана Тесосомока и царевича Несауалкойотля. Ею безусловно широко пользовался Иштлилшочитль, когда касался этой темы.

Ацтекский эпос, конечно, еще далек по своей форме от эпических произведений народов Древнего Востока. Он просто не успел пройти весь сложный путь соединения, переработок, компиляций, согласований и пр. И тем не менее он остается заметным явлением в культурной жизни древних обитателей Мексики.

2

Мы почти ничего не знаем об эпических произведениях у сапотеков, как и у многих других народов Месоамерики. Тем не менее они, конечно, некогда существовали, но не были своевременно зафиксированы. Так, например, если бы скромный викарий из Куилапы (штат Оахака) не записал в свое время текст, мы не знали бы ничего о миштекском эпосе. Более того, и запись викария пропала бы для нас, если бы монах Грегорио Гарсиа не включил его в 1607 г. в свое сочинение «О происхождении индейцев Нового Мира и восточных Индий». Вот этот текст, представляющий собой начало космогонического эпоса миштеков:

Индейцы рассказывают, — пишет Гарсиа, — что

В год и день

мрака и абсолютной темноты

перед тем, как появились

и дни, и годы,

когда мир был погружен

в глубокий мрак,

когда все было хаосом и беспорядком,

земля была покрыта водой.

И были только ил и грязь

на поверхности земли.

В это время

появился и стал видим

бог по имени «Один олень»,

а прозвище «Змея пумы»,

и богиня, очень красивая и прелестная,

имя которой

было тоже «Один олень»,

а прозвище — «Змея ягуара».

И говорят, что эти боги

были началом всех остальных богов. .

Как только эта пара богов стала видимой

на земле в человеческом виде

предания (нашего) народа сообщают,

что своим всемогуществом и мудростью

они создали и установили большой камень,

а на нем они построили

очень пышные дворцы,

сооруженные с большим мастерством.

И они стали их местонахождением

и жилищем на земле.

А на самой высокой части,

на вершине этого дома и жилища этих богов

был помещен медный топор

с лезвием, обращенным вверх,

а на нем покоилось небо.

Этот большой камень и дворцы богов

находились на очень большом холме

Около селения Апоала,

что в провинции, называющейся Миштека Альта[12].

Этот камень на языке данного народа

назывался «Место, где находится небо»[12].

Этим они хотели обозначить, что здесь находится рай и блаженство, где имеется высшее счастье и изобилие всего, и не отсутствует ничего[12].

Это было первым местом, которое

боги избрали для своего жилища на земле.

И там они пребывали много веков

в полном покое и удовлетворенности,

как в приятном и восхитительном месте.

А мир в то время находился в мраке и темноте.

Все это индейцы считали за совершенно достоверное и истинное; в этой вере и уверенности (жили) и умирали их предки[12].

И эти божества,

отец и мать всех богов,

когда они жили в своих дворцах,

имели двух сыновей, очень красивых,

умных и сведущих во всех искусствах.

Первого звали «Ветер девяти змей»[13],

это было название того дня,

в который он родился.

А второго звали

«Ветер девяти пещер»,

что тоже было названием дня,

в который он родился.

Эти два ребенка

росли в большой роскоши.

Старший, когда хотел развлечься,

превращался в орла,

летавшего по вершинам.

Второй превращался

в маленькое животное

в виде крылатой змеи.

И она летала по воздуху

с такой подвижностью и ловкостью,

что проникала через камни и стены

и делалась невидимой.

Находившиеся внизу слышали

шум и грохот,

который производили эти двое.

Они принимали такой вид,

чтобы всем была понятна

их способность превращаться

и возвращаться к прежнему виду.

Далее Гарсиа подробно описывает первое жертвоприношение из размельченного табака, насыпанного на курильницы, которое братья устроили богам, своим родителям. Затем они создали сад и огород, где посадили многие виды деревьев, усыпанных цветами, розы, плодовые деревья и благоухающие травы. В этом саду братья отдыхали. Затем они совершили кровавое жертвоприношение, пронзая мочки ушей и языки и разбрызгивая кровь при помощи ивовой ветви на ветки различных деревьев и растений. Совершая это, они молили своих родителей, чтобы появились свет и земля, а воды бы разделились.

В этом месте Гарсиа неожиданно прерывает рассказ о сотворении мира, заявляя: «Чтобы не докучать читателю такими сказками и бессмыслицами, какие рассказывают индейцы, я оставляю в стороне и опускаю многое (из них)». Далее он скороговоркой заключает, что «произошел всеобщий потоп, при котором многие боги утонули. После потопа началось сотворение неба и земли богом, который на их языке называется, Дворец всех вещей». Человечество было восстановлено к жизни, и таким образом миштекское царство заселилось»{54}.

Как видно из приведенного материала, миштекский эпос был обширным и интересным.