Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, кто там в кабине? Вылезайте. Домой валите! – крикнул кооператор.
– Мужик, ты чего? – грубо спросила Ирина, высовываясь из кабины.
Но тот ее как будто не заметил.
– Три минуты времени вам, – сказал он Архимеду. – Оставляйте машину и сваливайте. Товар мы у вас конфискуем...
– Сила твоя, мужик, – подошел к нему выпрыгнувший из машины Леха. – Но учти, я тебя из-под земли достану!
– Не достанешь, сосунок. Кишка тонка...
– Ну, что, пойдем? – Ирина спрыгнула на землю, взяла Архимеда и Самовара под руки. – Пока, дядя! Мы еще встретимся...
Ее спокойствию мог бы и удав позавидовать.
– Идите, идите...
– Мужик, ты хоть бы по червонцу за пару заплатил. Так и быть, уступаю, – обронил напоследок Архимед.
– А ты мне задаром все уступаешь, – торжествуя, усмехнулся кооператор.
– Ну, ну, смотри не подавись...
* * *
Василий Агафонович мысленно поздравлял себя с большой удачей. Еще бы, урвал на халяву целый фургон превосходной обуви.
Совесть его нисколько не мучила. Еще чего! С утра до поздней ночи горбатится он, чтобы заработать себе на хлеб с маслом. Кооператором быть дело хлопотное. Только успевай поворачиваться. С сырьем прокрутись, производству не дай засохнуть, сбыт организуй. Круговорот этот изматывает, все соки из тебя выжимает. Деньги, правда, неплохие в карман идут. Но это честно заработанные деньги, трудом и потом нажитые.
А тут юнцы какие-то безусые из озорства, наверное, фуру с обувью сперли. И на сторону толкнуть норовят. Парни на вид вроде бы крепкие, но молоко на губах еще не обсохло, чтобы по-серьезному делами-то заниматься. Хватит с них и семи «кусков», которые он им за сто пар отвалил. Семь тысяч! Большие деньги.
А мужики у него толковые. И крепкие, главное. Вон какого страху на юнцов нагнали.
Машину они сейчас к себе на склад погонят. Никто и никогда их не отыщет. А если юнцы вдруг серьезных людей на помощь позовут – всякое ведь может быть – и сюда нагрянут, ничего им не узнать. Дом этот бесхозный. Старый хозяин его продал, а новый еще не вселился. А у стен языка нет. И на барахолке своей показываться больше нельзя. Ну да это не беда. Не сегодня-завтра он свой магазин откроет. Через него-то и протолкнет халявный товар. Огромные деньги заработает. Больше миллиона рублей...
А вдруг фургон пустой?.. Эта мысль заставила его похолодеть.
– Эй, Валерьяныч, давай на товар глянем, – распорядился он.
И всей толпой его хлопцы повалили вскрывать фуру. Он последовал за ними.
Василий Агафонович вытаращил от удивления глаза, когда из раскрытой пасти фургона как горох на землю посыпались круто накачанные парни с железными прутьями в руках.
Первый, второй, третий, четвертый, пятый...
На этом счет оборвался. Мелькнула тень, и в голове его вспыхнула молния. Теряя сознание, он опустился на бесчувственное тело Валерьяныча.
Парни из фургона не церемонились – били наверняка. Видно, уж очень ненавидели они халявщиков...
* * *
Вот она наконец и дома. Не квартира, а сарай какой-то. Брезгливо морщась, не снимая кроссовок, Ирина прошла по пустому коридору, остановилась перед дверью в свою комнату. Достала из кармана джинсов ключ, но замок отпирать не пришлось – он был взломан.
Зашла в комнату и обомлела. От ее кушетки, двух стульев и старого трюмо не осталось и следа.
Тьфу ты! И сюда ее предки добрались, алкаши окаянные!
– А-а, явилась не запылилась, – послышался за спиной пресный голос отца.
Она повернулась к нему.
Заросший весь как орангутанг, рожа синяя, глаза навыкате, перегаром за версту тянет. И пьяный, конечно. Как всегда. Даже злиться на него смешно.
– Какого крена? – покачав головой, она многозначительно обвела рукой свою комнату.
– А? Ты про это, – вздохнул он обреченно. – Знаешь, дочка, я ведь на работу устроился. Мебелью торгую...
Вспомнил, крен старый, любимый свой анекдот.
– На бутылку хоть наторговал?
Ну, конечно же, вместе с матушкой толкнули мебель из ее комнаты. А бабки уже пропили.
– На две... Отличный первачок был...
На испитом его лице идиотская радость.
– Лечиться вам с мамкой надо!
Ну что им, алкашам, еще посоветуешь?
– Ты же знаешь, бесполезно...
– Это мы еще посмотрим.
У нее уже давно была мысль насильно затолкнуть их в ЛТП. Когда-нибудь у нее хватит на это решимости. Но только не сейчас...
– Дочка, ты мне «чирик» до получки не займешь?
В глазах отца светилась мольба.
– До какой получки? – ехидно усмехнулась она. – До какой получки, спрашиваю? Ты же нигде не работаешь!
И давно уже не работает. Да и кто его возьмет, пьянь хроническую?
Но какой-никакой, он ее отец. И ей было его жаль.
– На, держи! – Она достала сотенную купюру и протянула ему.
– Я отдам, я отдам, – запричитал он, жадно хватая деньги.
Скомкал их в кулаке, посмотрел на дочь, как на какое-то божество, и бочком, бочком затерялся в своей комнате.
Хоть бы спросил, откуда у нее деньги. Впрочем, она бы все равно не ответила...
Три недели тянулась эпопея с фургоном и обувью. В Ростове они заработали тридцать «кусков». Но чуть было не лишились товара.
Хорошо, чутье ее звериное не подвело. Предугадала сволочной шаг мужика-кооператора. Сама с Самоваром и Архимедом села в кабину машины. А боевое звено плюс к ним Шницеля и Сарая затарила в фургон. Груз отстояли, да только чуть бедолаг кооператорских на тот свет не отправили. Ничего, с месячишко в больничке поваляются, умнее станут. Будут знать, как зариться на чужое добро.
Из Ростова решили убраться. Ну никак не хотела им улыбаться фортуна в этом городе. Рискуя нарваться на ментов, добрались до Воронежа. Там ей в голову пришла шальная мысль. Зачем им связываться с перекупщиками, если и самим можно товар сбыть? Наглость – второе счастье, в какой уже раз она убеждается в справедливости сей мудрости.
Работали с размахом. Нашли толковых девок, осчастливили их «капустой», поставили за прилавок. Прилавок, хм, одно название. Сценарий был прост. Подъезжали к какому-нибудь универмагу, ставили у входа стол, за ним двух девок в голубеньких халатиках, как у продавцов из магазина. И выставляли на продажу туфли, ни от кого не прячась. Цена – двести «рваных» за пару. Полчаса, самое меньшее, и вырастала очередь. Ничего удивительного, при нынешнем-то дефиците две сотни за классную обувку – великий праздник.