– Обокрасть? – испугалась София. – Но я не смогу…

– Полноте, обокрасть вора – не грех. А такого, как Деболи, – святое дело! – утешил ее Мернс. – Иначе мы не доберемся до христианских земель.

– Я попробую, – согласилась София, и Мернс с удовлетворением заметил, что у его богини прибавилось смелости. – Тише, кажется, Деболи возвращается…

– Ну что дал осмотр? – Деболи пытливо, испытующе заглянул в глаза Мернсу, но доктор ничуть не смутился.

– Я прописал вашей подопечной турецкие бани, – ответил Джамес-эфенди, – я всегда прописываю бани излишне чувствительным женщинам. Оттуда они возвращаются мягкими, как воск. Наслушаются рассказов о жизни в гареме и понимают, как хорошо иметь любовника-европейца. Турки – предусмотрительные люди, они отпускают своих женщин только в бани.

– Остроумно! – расхохотался Деболи. – А лекарства?

– Лекарства я изготовлю сам. Как обычно.

– Вместе с ней пойдет наш гайдук Янек! – решил Деболи. – Для бедняжки Софии эта прогулка будет развлечением. Она давно уже сидит здесь в четырех стенах. Мой предшественник Лясопольский прятал свою воспитанницу от всего Стамбула. Перед тем как последовать его примеру, сделаю девочке приятное. Ты довольна, София?

Деболи с удовлетворением заметил, что на губах этой вечно грустной девицы появляется не вымученная или фальшивая, а неподдельная, искренняя улыбка. «Надо будет иногда выпускать пташку из клетки, – подумал он. – Под присмотром Янека, конечно».

* * *

Софии все-таки удалось обокрасть Деболи. Позволила негодяю некоторые нежности, пообещала, что отдаст остальное, когда, стараниями доктора Мернса, будет совсем здорова, и незаметно вытащила из кармана доносчика ключ от посольского железного денежного ларца. Потом вшила в корсет две пачки ассигнаций. Все пальцы иголкой исколола, до того было трудно распределить бумажки так, чтобы первому встречному не пришло в голову, что она несет на себе приличную сумму.

«Это плата за мои страдания! – утешала себя София. – Если я служанка, которую передают по наследству, то мне по крайней мере надо платить жалованье. А Кароль так и остался моим должником. Его наследник – Деболи – и не подумал выплачивать долги. Теперь они заплатят мне оба! Точнее – мне заплатит Речь Посполитая!».

В последние дни София была сама не своя от ненависти и отвращения. От былого счастья не осталось и горсти праха. Кароль предал ее, превратил в живой товар, а ведь еще недавно клялся в любви и обещал взять с собой в Варшаву. Значит, из-за того, чтобы стать любовницей заезжего вертопраха, она свернула с намеченного Провидением пути, изменила памяти отца, сбежала от матери и Максима, отказалась выполнить волю Гетерии! А теперь рядом с ней нет никого, кто бы мог вернуть заблудшую душу на прежний, истинный путь! Никого, кроме доктора Мернса, который все же предложил помощь своей несчастной пациентке.

«Доктор Джеймс сказал, что нужно бежать в христианские земли! – думала София. – Он прав – иначе ищейки султана найдут и убьют меня. Только бы сесть на корабль, отплывающий из Стамбула. А там сам Господь укажет мне дорогу…»

В назначенный день она отправилась в турецкие бани в сопровождении верзилы Янека, посольского гайдука. Софии удалось оставить Янека в кофейне Саида, примыкавшей к баням, а потом незаметно выскользнуть на улицу через запасную калитку. Доктор Мернс дожидался ее здесь уже несколько часов. Только выглядел Мернс не лучше, чем самый жалкий из его пациентов – опухшее лицо, круги под глазами, набрякшие веки, дрожащие пальцы. Чтобы оказаться достойным богини Олимпа, Мернс вот уже несколько дней отказывался от обычной дозы гашиша и чувствовал себя так, как будто уже ступил за врата Аида. На сэкономленные отказом от нескольких дневных порций деньги Мернс купил фальшивые документы для себя и Софии и дал бакшиш капитану венецианского судна, покидавшего Константинополь. Правда, он надеялся захватить в дорогу порцию зелья…

– У вас есть деньги, богиня Олимпа? – спросил несчастный доктор, едва ступив на палубу корабля, отправлявшегося в крепость Озю через Румелию. – Капитан сказал мне, что судно простоит в порту еще четверть часа, я успею купить себе кое-что в дорогу.

София всмотрелась в опухшее лицо доктора с набрякшими, тяжелыми веками и, вздохнув, протянула Мернсу измятую ассигнацию из запасов посольства – единственную, которую она не зашила в корсет, а спрятала за вырез платья.

– Вы презираете меня, богиня? – спросил Мернс, но прочитал в глазах Софии только самое искреннее сочувствие. Его Афродита, Гера и Афина в одном лице презирала пороки, но не несчастья.

– Ждите меня на корабле! – заверил беглянку Мернс. – Я скоро вернусь, я успею!

Но бедному доктору Мернсу не суждено было успеть на корабль. В знакомой кофейне на пристани он купил давамески, но не удержался – попробовал тут же. Но поскольку уже несколько дней Джеймс отказывал себе в обычной порции, его развезло прямо в кофейне. Прислонился к грязной, заплеванной стене и медленно сполз на пол. Перед тем, как потерять сознание, увидел прямо перед собой грустное, обеспокоенное лицо Софии.

«Джеймс, где же ты?» – прошептали губы, которые он никогда не осмелился бы поцеловать, а потом видение исчезло. Когда опиоман Мернс очнулся, венецианский корабль давно покинул Истамбул, а вместе с ним и богиня Олимпа, до последней минуты дожидавшаяся своего спасителя и друга. Сойти на берег София так и не решилась…

У доносчика Деболи хватило ума не превращать исчезновение Софии в скандал. Он не стал преследовать несчастного доктора Мернса, который преступил все границы дозволенного и перешел на двойные порции гашиша. Бедняга Мернс проводил день за днем на пристани – иногда в кофейне, иногда – на берегу, и вспоминал о врачебной практике только тогда, когда нужны были деньги на очередную дозу. Он встречал каждый корабль, приходивший в стамбульский порт, и терпеливо дожидался, когда сойдет на берег последний пассажир.

София Глявоне в Стамбул так и не вернулась, а у доктора Мернса не хватило сил самому отправиться на поиски. Он состарился в ожидании и через несколько лет уже ничем не напоминал того жизнерадостного шотландского врача, который некогда ступил на землю Истамбула в поисках приключений и опиума. Иногда, расчувствовавшись, Джеймс рассказывал завсегдатаям кофейни в порту о своей богине Олимпа, и они посмеивались над сумасшедшим лекарем-гяуром, который влюбился в красотку из Румелии[14], но даже не прикоснулся к ней. Ни один мужчина в Истамбуле не стал бы так долго страдать из-за женщины – но почему бы не послушать сказку о том, как новый безумный Меджнун обрел и потерял свою Лейли…

– Почему же ты не отправился за румелийской красавицей? – однажды спросил у доктора один из посетителей кофейни, мелкий торговец, крутившийся около венецианских кораблей. – Влюбленный Меджнун, о котором сложили столько прекрасных поэм, непременно отправился бы вслед за Лейли. Куда отплывал тот корабль?

– Капитан сказал мне, что поведет судно в крепость Озю через Румелию… – вспомнил доктор Мернс.