Думаю, что для наших разговоров достаточно было роскоши днем.

В условленное место прихожу раньше, немного нервничая. Не знаю, как себя вести и что именно сказать Максиму. Точнее, как правильно сказать. Скандалить и припадочно что-то выяснять не хочется, на это нет сил. Обычный разговор и еще не ясные для меня последствие.

Успеваю заказать кофе с кусочком морковного торта. Максим заходит не один, а со своими телохранителями. Заведение маленькое, уютное и пользуется спросом, оттого и мест здесь совсем мало. Двое из мужчин выходят на улицу, но я точно знаю, что они максимально близко, и находят место, где им будет виден весь периметр кафетерия.

Максим идет ко мне, а Игнат находит место у другого окна рядом с девушкой, которая кропотливо занимается, обложившись учебниками, не проявляя интереса к подсевшему мужчине.

Когда Гордеев приближается и садится напротив маленького круглого столика, меня стискивают оковы напряжения. Максим спокоен, но, кажется, немного измотан.

— Почему ты отказалась поехать ко мне? — прежде всего спрашивает он таким тоном, будто я оскорбила его своим решением. Я немного теряю нить своих мыслей, длинных обдуманных монологов, которыми хотелось поделиться с мужчиной. — И зачем сбежала? Я сказал тебе не делать глупостей.

Опускаю глаза, оттого тяжелого взгляда, которым он меня буквально душил. Не сразу нахожу ответ. Все его вопросы второстепенные, которые даже не следует обсуждать, поэтому начинаю хмуриться. Я согласилась навстречу не для обсуждения моих поступков, а его.

— Мой брат в больнице, — мой голос звучит приглушенно.

— Я об этом отлично осведомлен, Ярослава. Каждый платит за свои ошибки по справедливости, — Максим оказывается совершенно несгибаемым и очень решительным. — Но я оказался неправ, — сглаживает он заостренный угол разговора, — мне не следовало реагировать столь резко. Но и не смог терпеть, когда он с тобой ведет такие беседы, оскорбляя этим и меня, и тебя.

— Почему ты с ним просто не поговорил, Максим? — спрашиваю я, глядя в ледяные глаза мужчины. Они обмолвились парой фраз, и Макс даже не приложил усилия выйти на контакт с моим братом.

— Тогда это была бессмысленная трата времени, — он поджимает губы, и, видно, что ему не нравится тема.

— Ты всегда решаешь проблемы кулаками своих телохранителей? — продолжаю спрашивать, замечая, как медленно опускаются его брови, сдвигаясь к переносице. — Или это разовая акция исключительно для моего родственника?

— Неужели тебе нравится, когда с тобой разговаривают в таком тоне? Он назвал тебя шлюхой. Очевидно, что копался в твоих вещах и пристыдил моими записками. Твой брат был неправ и заносчив.

— Брат — это полностью моя ответственность, и решать семейные проблемы с ним буду тоже я, а не ты, Максим, — объясняю я ему простые и понятные всем вещи. — Ты даже не хотел слушать меня. Может, ты защищал не меня, а свои принципы? — предполагаю я.

Гордеев выдерживает паузу, и я настораживаюсь, когда он беспрерывно смотрит мне в глаза, и, кажется, даже не моргая. По его скулам бегают желваки, которые говорят мне о тихой ярости.

— Хорошо. Не буду тебе лгать. Я не жалею о том, что твоего брата немного потрепали. Это будет ему уроком на будущее, что нужно вовремя закрыть свой рот и не артачиться в мою сторону, — буквально проскрежетал Максим, сжав в кулак лежащую на столе руку.

— Меня тоже выведут на улицу твои… Рыцари правосудия и побьют толпой в случае, если я повышу на тебя голос? — моментально вспыхиваю я, когда до меня доходит смысл его слов.

— Нет. С тобой я разберусь сам, — отвечает он, остро сверкнув своим недовольным взглядом. — Я знаю, что ты хочешь мне сейчас сказать, — он облокачивается на спинку тяжелого деревянного стула. — Ты мне нравишься, Ярослава, поэтому я не готов прощаться с тобой из-за нелепого случая с твоим братом… И я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Хочешь, чтобы я принес свои глубочайшие извинения твоему брату? Я сделаю это.

— Какой резон делать то, в чем ты не будешь искренен? Это будет выглядеть как подачка. Тебе стоило думать изначально обо мне и моих чувствах, — качаю я головой, сжимая в ладони горячий стакан кофе.

— Об этом будешь знать только ты, — усмехнулся Макс. — Пусть мальчик потешит свое пошатнувшееся чувство собственного достоинства, — пожимает он плечами, для себя решая столь простой способ решения сложившейся проблемы.

Я долго смотрю на Максима, пристально, взвешивая свое решение. Не тороплюсь.

Знаю, что первым делом я увлеклась будоражащим сексом с мужчиной, о котором мечтают все женщины. Также уверена в том, что не каждый может быть таким искусным любовником, как Господин Гордеев. Не у каждого мужчины столь остроумный юмор, хорошее образование и впечатляющие амбиции, точно так же, как и не у всех есть безупречный статус в обществе.

А теперь смотрю на него еще раз, но с другой стороны. Он весьма жесток, не скрывает и не таит в своем сердце даже крохотной щепотки сожаления. Очевидно, что в момент его задетого чувства достоинства, он наплевательски отнесся к моим собственным чувствам. Я близка с братом, и Гордеев сделал больно не только ему, но и мне. Еще я не понимаю одного факта: как такой резкий человек со своими методами «воспитания» не засветился ни на фотографии, ни на видеозаписи, ни тем более в слухах. Вижу, что этот инцидент не первый по его взгляду, да и люди его положения не делают таких шумных ошибок, привлекая общее внимание.

Сомневаюсь. Не могу понять в чем мне нужно быть уверенной, чтобы определиться со своим ответом. Все-таки мы еще не сильно сблизились в любовном плане, не раскрывали душу и явно думали не головой, а телом, лаская друг друга в спальне.

Но его взгляд… Эти такие ясные глаза, в которых сейчас арктические льдины, не позволяют к нему прикоснуться и почувствовать тлеющее вожделение, как раньше. Словно мне открылась его вторая сторона, которой раньше я не замечала, или он не показывал. И этой его второй стороны я испугалась так сильно, что вряд ли смогу забыть…

Андрей слишком упрямый, он придет снова. И что тогда? Гордеев его будет калечить каждый раз? Нет. Я определенно не враг своему родному брату.

— Видимо, наши отношения были ошибкой с самого начала, Максим, — натужно говорю я с опущенными на кофе глазами, пыталась быть твердой, но все-таки голос предательски дрожит. Я в смятении поднимаю глаза, взглянув на реакцию Гордеева, который ничем не выдал того, что услышал не те слова.

— Ты сейчас на эмоциях.

— Нет.