— Ладно, забудь. — В его глазах светилось презрение к самому себе, и Мэттью прижал ее к груди.

— Черта с два! — Она вырвалась из его объятий. — Ты хотел что-то сказать, Мэттью. Что еще случилось? Совершенно неожиданно он взорвался:

— Твой отец прислал своего адвокатишку, чтобы меня купить!

— Нет! — Ей показалось, что он ее ударил. Мэттью пришел в себя, ужаснулся.

— Язык мой — враг мой, — простонал он. — Я не собирался тебе ничего рассказывать.

— Ты хотел сохранить это в тайне от меня? — Своим маленьким кулачком она ткнула его в широкую мускулистую грудь.

— Я не хотел делать тебе больно, Кэсс. — Он поймал ее руку и прижал к себе.

— Когда это произошло? — Она была в ярости.

— Несколько дней тому назад. До твоего приезда.

— Именно так и должен был поступить отец, — с горечью произнесла она. — И сколько он за меня давал?

Мэттью решил, что этого она никогда не узнает.

— Цену должен был назначить я.

— Почему же ты не согласился? — Только унижение заставило ее задать этот вопрос.

Но его это потрясло до глубины души. Он отшатнулся от нее:

— Да как ты смеешь меня об этом спрашивать?! Нежность и страсть, которые он ощущал, помогли ему прийти в себя. Сильные руки поймали Кэсси, не давая ей сдвинуться с места. Она не должна думать ни о ком, кроме него. Его губы накрыли ее рот, прижались с силой, заставив ее раскрыть губы и позволив ему прикоснуться к соблазнительной бархатистой поверхности ее языка. Никто не пробуждал в нем таких чувств. Его стремление обладать ею возросло в несколько раз, с тех пор как он отдался во власть любви. Он сделал ее своей пленницей на одну ночь, и тогда его чувства ураганом накрыли их обоих. Разве такое забывается? Черт, он так ее любит, что теряет способность рассуждать здраво. А сейчас, будь оно все проклято, Кэсси его оскорбила!

Она и сама уже расстроилась, поняв это. Пытаясь загладить свою вину, она отвечала на его поцелуй с не меньшей страстью, ее ладони скользили по его спине, она всей душой стремилась дать ему то, в чем он так нуждался.

— Я совсем другое имела в виду, Мэттью, — выдохнула она между поцелуями, откинув голову.

— Мне тебя так не хватает. Черт, мне все время кажется, что ты недостаточно близко. — Он прижался губами к ее шее.

Вопреки ее воле, мысли Кэсси устремились к той единственной ночи, которую они провели вместе в сладком тумане страсти. Эта ночь до сих пор заставляла ее кровь быстрее бежать, а ее саму — вновь и вновь безмолвно звать его.

— Я хочу, чтобы сейчас была суббота! — в отчаянии простонал Мэттью. — Чтобы ты стала моей навсегда.

— День нашей свадьбы. — Радость наполнила ее.

— Я не хочу, чтобы кто-то еще тебя любил, — пробормотал он, и его рука опустилась на ее грудь. — Только я.

— Нет и не может быть никого, кроме тебя, Мэттью, — ответила она.

— Значит, Рэйберн уедет?

— Видит Бог, я его не приглашала. — Кэсси потянулась и поцеловала его. — Давай вместе отвезем его в город. Марси сможет за ним присмотреть.

— Почему бы и нет? — Мэттью рассмеялся впервые за это утро. — У Марси богатый опыт по части выхаживания.

Между тем в Мельбурне, в старинном особняке Мондейлов, поджидала мужа Элеонора Макалистер, удобно расположившись в кабинете своего отца, полном книг в роскошных кожаных переплетах с золотыми обрезами. Почти все время Элеонора теперь проводила здесь, чтобы находиться рядом с внуками. Огромный дом достался ей в наследство от горячо любимого отца. Теперь он использовался как дом для отдыха семейством ее старшей дочери, Тессы, и вместе с ней тут жили ее муж, Грэхем Даунс, молодой член парламента от партии либералов, и двое детей, Аманда и Лаура. Красивые дети. Но все — девочки, в семье Элеоноры рождались одни девочки.

Вряд ли это должно волновать любящих родителей, рассуждал Макалистер, вот только нет у него наследника, которому можно было бы завещать огромную скотоводческую империю, которую он построил. Не мог он умереть, не исправив этой ошибки. Дочери не станут возражать, если их доля в денежном выражении не пострадает. Ни одна из них, как, впрочем, и их мужья, не питали склонности к работе на земле. Все они стремились к сверкающей жизни города. Только Элеонора будет против. Она была против с самого начала.

Ему пришло в голову, что он, суровый король фермеров, пытается морально подготовиться к предстоящему нелегкому делу. Будь он проклят, если Элеонора не ухитряется раз за разом убедить его в собственной не правоте. Она на пять лет его старше. Ей было уже тридцать пять, когда он сделал ей предложение, и никто до него не рискнул на ней жениться, несмотря на огромное состояние ее отца. Не то чтобы она была некрасивой. Ни тогда, ни сейчас. Но ее властные манеры всегда отпугивали людей. Только не его. Он всегда был авантюристом. И — чудо из чудес! — она в него влюбилась. Конечно, для него это не было браком по любви. Но такое положение вещей вполне его устраивало. На тот момент. У него были большие планы, и Элеонора могла ему помочь.

Она ждала его, сидя в любимом кожаном кресле отца, как всегда, красиво одетая, полностью готовая к выходу привлекательная женщина с тонкими аристократическими чертами лица, безупречной укладкой седых волос и пронзительным взглядом серых глаз, на изящных пальцах которой поблескивали кольца с бриллиантами. Огромный алмаз, ограненный наподобие изумруда, который достался ей от матери, другие камни, поменьше, но тоже очень ценные, подаренные мужем. Обручальное кольцо — скромный сапфир давно лежало в шкатулке, так как не могло занять достойное место в драгоценной коллекции. И это была правда. В семьдесят пять лет Элеонора все еще сохраняла превосходную форму, отличный слух и острое зрение. У нее было великолепное здоровье. Пожалуй, она еще переживет мужа.

— Итак, Джон, что ты хотел мне рассказать? Строгая мать обращается к непослушному сыну, устало подумал он. Элеонора не ходила вокруг да около. У нее были свои источники информации. Как и у него. Она знала, как он скучает по своему сыну. Знала и о том, что они встретились в Сиднее, в доме Стерлингов. Знала о жестокой ссоре, в результате которой Стюарт Стерлинг вычеркнул из завещания свою дочь.

— Думаю, Элли, нам пора признать, что у меня есть сын, — грустно начал он, присаживаясь напротив жены. Ему ужасно хотелось взять сигару, вдохнуть ядовитого дыму, но Элеонора много лет назад запретила ему курить в ее присутствии.

— У тебя есть сын, Джон, — холодно ответила Элеонора. — Не у нас. Я никогда не признаю этого подкидыша ни в каком качестве до самой смерти. У тебя есть семья, дочери, красивые внучки. Или такой семьи тебе мало?

Макалистер прерывисто вздохнул.

— Если говорить напрямую, дорогая, то да. Элеонора бросила на него разъяренный взгляд.

— Я знаю, что ты задумал, Джон, но ты не можешь так всех нас обесчестить. Я этого не потерплю. Только не сейчас. Ты тридцать лет притворялся, что этого мальчишки не существует, почему же сейчас разжалобился?