– О долгах, Слава, есть смысл напоминать государству благополучному и воспитанному. Наше же родное, босяцко-беспризорное, обычно отвечает, что никому ничего но должно. А если и должно, то денег все равно нет.

– Да-а-а… – Голубев покачал головой. – К слову, при советской власти, помню, упор делался на «мой друг отчизне посвятим», а теперь в моде стало: «догадал Бог родиться в России с умом и талантом».

– У каждого времени свои песни. Эта глобальная проблема нам с тобой не по зубам. Давай думать, как уличить Ширинкина.

– Я уже столько передумал, что вконец запутался. Не знаю, с чего начинать дальнейший этап расследования.

– Вначале посетим сожительницу Максима. Оперуполномоченные мне доложили, что в его квартире пригрелась Тата – это прозвище путанки, с пропиской которой засыпался Сапунцов.

– Что она собой представляет?

– Невысокая малявка неопределенного возраста. Как русский человек, пьет водку еще с нежного школьного возраста. На панель вышла в семнадцать. Фамилия Чибисова. Насколько помню, девочка из вашего района.

– Чибисова… – Голубев задумался. – Есть в райцентре Чибисов Митрофан Семенович – кладбищенский сторож. Можно сказать, последний свидетель, который видел Царькова живым. Не родня ли путана ему?

– Это выясним у Таты. Разговаривать с ней – одно удовольствие. У девочки что на уме, то и на языке. Когда работал в отделе по борьбе с экономическими преступлениями, мы с ней часто общались.

– Квартира Ширинкина далеко?

– На улице Депутатской. Сейчас садимся в машину и – туда.

На втором этаже серой многоэтажки Веселкин надавил на кнопку электрозвонка у обитой коричневым дерматином двери с «глазком». Щелкнув замком, дверь открыла молодая с виду девица, похожая круглым накрашенным личиком на куклу Барби и одетая «кое в чем». Сквозь светлую кофточку до пупка просматривался черный лифчик, а бордовая юбочка напоминала широкий пояс, едва прикрывающий начало стройных ног в ажурных колготках и в белых туфельках на высоком каблуке. Увидев Веселкина, девица словно обрадовалась:

– Ой, Константин Георгиевич! Как давно вас не видела!

– Соскучилась? – спросил Веселкин.

– Нет, я просто так…

– Ну, здравствуй, Тата.

– Здрасьте.

– Можно войти?

– Входите, пожалуйста… Только, извините, у нас не прибрано.

«Не прибрано» – это слишком мягко было сказано. Небольшая однокомнатная квартира выглядела запущенной до основания. Потерявшие цвет обои пузырились вздутинами. Линолеум на полу потрескался. На нем – растоптанные окурки и шелуха от семечек подсолнуха. С потолка по углам свисали клочья черной паутины.

– Ласточка, ты почему превратила квартиру в бардак крайней паршивости? – удивился Веселкин.

– А просто так, – отмахнулась Тата. – Мне в лом… то есть ленюсь делать грязную работу.

– Небось за собой не ленишься ухаживать. Вон как ярко наштукатурилась и ресницы дугой закрутила.

– Бомжой мне нельзя выглядеть. Растрепу могут из квартиры вытурить. Вы просто так пришли или по делу?

– По делу. Надо серьезно с тобой поговорить.

– Ну проходите на кухню, там табуретки есть.

Кухня выглядела не лучше прихожей. Те же вздувшиеся обои, усыпанный окурками и шелухой пол, засиженное мухами окно, полуприкрытое грязной шторой, по углам – арсенал пустых бутылок, дверца холодильника «Бирюса» пестрела наклеенными вкривь и вкось прикольными переводными картинками.

Когда все трое уселись возле кухонного столика, Веселкин спросил:

– Ласточка, сколько тебе лет?

Тата игриво прищурилась:

– А как вы думаете?

– Я не думаю, я спрашиваю.

– А-а-а… Недавно исполнилось двадцать пять. Скоро старухой стану.

– Не торопись, до старухи тебе еще далеко.

– Хозяин так же мне говорит: «Маленькая собачка до старости щенок».

– Хозяин – это Максим Ширинкин?

– Угу.

– Давно у него прижилась?

– Полгода здесь живу.

– На панель не ходишь?

– Еще чего! Мы с Максимом вступили в гражданский брак. Он официально прописал меня в своей квартире.

– Да?…

– Да, Константин Георгиевич, да! Могу паспорт показать.

– Будь ласкова, покажи.

Процокав каблуками в комнату, Тата быстро вернулась с паспортом старого образца. Развернув корочки, Веселкин посмотрел подлинный штамп прописки, затем вслух прочитал:

– Чибисова Тамара Тарасовна…

– Это я, – с гордостью сказала Тата. – Убедились в прописке?

– Убедился. А почему тебя Татой прозвали?.

– Школьный приятель, Витька Синяков, по начальным буквам имени и отчества кликуху придумал.

– Вы с Синяковым вместе учились? – сразу вставил вопрос Слава Голубев.

– Угу. И школу бросили после девятого класса вместе. Витя хотел на мне жениться, да я не захотела.

– Почему?

– Синяк тогда по чужим карманам шарился. Побоялась, что посадят щипача, и придется к нему в зону передачки возить. Теперь жалею. Витюня забурел. Козырным игроком в казино стал. Бабки огребает крутые. Квартиру на Красном проспекте шикарную купил, иномарку и все прочее, как у нового русского.

– Чем в таком гадюшнике жить, переселилась бы к нему, – сказал Веселкин.

Тата вздохнула:

– Хотела переселиться, да ни фига не вышло. Витька испугался, что за увод гражданской жены Максим его укокошит. Ну и фиг с ним.

– Чибисов Митрофан Семенович из райцентра не родня вам? – вновь спросил Голубев.

– Дед мой.

– Бываете у него в гостях?

– Нека. Он проституткой меня обозвал. Я обиделась.

Веселкин улыбнулся:

– За правду негоже обижаться.

– Правда-правдой, да все равно обидно.

– Как ты познакомилась с Максимом?

– Через Вальку Сапунцова. Я сначала у Вальки жила. Он веселый «кекс», да мамка его, старая карга, достала меня придирками. Плюнула, показала старухе язык и ушла к Максиму.

– Сапунцов не обиделся на тебя?

– Да, ну… Для Вальки это пустяк. У него баб хватает. И с Максимом Валька, как был друганом, так и остался. Раньше они редко сходились, но в последнее время здоровски задружили.

– Последнее время – это когда?