Графиня собрала свое вышивание.

— Как же вам удалось снять его оттуда? — взволнованно спросила я.

— А нам и не удалось. Альберто стал взбираться на дерево следом за ним, однако когда он почти добрался до него, Пьетро все-таки прыгнул. Его спасло то, что он приземлился в самую гущу кустарника, и следствием его ночного приключения стали только несколько царапин и синяков.

Я не могла выдавить из себя ни слова. Дети иногда пытаются покончить с собой. К сожалению, порой им это удается. Все было гораздо хуже, чем я себе представляла.

Франческа спокойно продолжала свое повествование.

— Пьетро потом утверждал, что он абсолютно ничего не помнит. А несколько недель назад у него случился второй приступ. Его дверь была заперта — я стала его запирать сразу же после первого инцидента. Воспитательница спала в соседней комнате. Она была разбужена его криками и немедленно спустилась за мной. Он разбил зеркало. Осколки были разбросаны по всей комнате. Когда я вошла к нему, Пьетро изо всех сил бил книгой по пустой раме. По всему полу виднелись кровавые следы его босых ног. Он, видимо, бегал от окна к двери и от двери к зеркалу и, естественно, сильно поранил ноги. Если бы один из этих осколков перерезал ему артерию, или если бы он попытался разбить зеркало руками, он вполне мог бы умереть от потери крови, прежде чем кто-нибудь зашел к нему. Надеюсь, теперь вам понятно, почему мне приходится следить за тем, чтобы его комната всегда была заперта на ключ, если никого из взрослых нет поблизости, и почему его передвижение по вилле ограничено. Три раза в неделю мы с ним ездим к психиатру во Флоренцию, кроме того, он принимает различные лекарственные препараты.

Тут она приостановила свой рассказ, чтобы сделать еще несколько стежков. Ее движения были легки и грациозны.

— Все лекарства добавляются ему в пищу, он даже и не подозревает о том, что их принимает. Он становится буен и доставляет массу беспокойства окружающим, если давать ему лекарства обычным путем. Я почти уверена, что вы осуждаете мои методы, Кэтлин, однако надеюсь, что вы окажете мне любезность и не будете ставить под сомнение мотивы моих поступков.

* * *

Мне понадобилась изрядная доза Марка Твена, чтобы заснуть этой ночью. Впервые за последнее время чужие проблемы занимали меня до такой степени, что я даже смогла забыть о своих собственных горестях. Может быть, поэтому я спала в ту ночь как сурок, и меня не мучали кошмары. На следующее утро мой идиотский оптимизм вновь возродился во всей своей красе. Будь оно все проклято, но я не хотела верить, что диагноз, который поставила Франческа, верен, даже если медицинское светило Европы или Америки подтвердит его. У ребенка не было обнаружено признаков умственного расстройства до трагической гибели его родителей: мне казалось, что Франческа умышленно игнорирует этот факт, который выходит за рамки ее диагноза. Он был весьма возбудим в эмоциональном плане, болезненно возбудим, с этим я не могла не согласиться. Но называть это наследственным сумасшествием? Возможно, доктор, наблюдающий Пита, вовсе не имел этого в виду. По крайней мере, мне очень хотелось надеяться.

Наша беседа с графиней коснулась еще одного важного пункта, который мне хотелось бы прояснить для себя. Пьетро — последний отпрыск рода Морандини, кроме, конечно, мифического младенца в моем чреве — на него графиня возлагала надежды — и не приходилось удивляться тому, что она смирилась с моим присутствием на вилле. Поэтому она так принимала мою критику. Я стала не только членом этого семейства, но и будущей матерью Его Светлости нового графа Морандини, ведь нынешний граф не может носить столь громкий титул, так как подвержен ужасному заболеванию.

Эта мысль неожиданно пришла мне в голову в тот момент, когда я чистила зубы в ванной комнате. Выражение моего лица, отраженного в висящем на стене зеркале, было настолько потрясенным, что я рассмеялась нервным смехом.

— Спокойнее, ты, дурочка ненормальная, — сказала я своему отражению. — Из всех приключений, в которые ты влипала по собственной глупости, — а их было несчетное количество — это, очевидно, самое захватывающее.

Я не могла даже позволить себе улыбнуться, чтобы хоть немного взбодриться — ситуация складывалась чересчур серьезная. У меня появилось какое-то отвратительное предчувствие: кажется, я знаю, какую цель преследует Франческа. Удивительно, но наша последняя беседа несколько поколебала мою неприязнь к этой женщине. Я поняла, что она действительно старается делать все как можно лучше, однако ее «лучше» не всегда лучше для окружающих. Поведение графини можно было назвать пренебрежением своими обязанностями, но никак не преступлением. У нее было несколько слабостей: ей явно не хватало умения отринуть предрассудки и собственное равнодушие. Она была великолепно воспитана, но чувства ее молчали, ей не хватало тонкости в отношениях с близкими людьми. Раз уж мне удалось разобраться в непростом характере графини, значит, можно предугадать и ее последующие шаги. Ее замыслы были передо мной как на ладони; когда я поняла, что ею движет, то ее дальнейшее поведение стало очевидным, как будто она сама поделилась со мной своими планами.

Графине очень хотелось, чтобы я осталась здесь. Она мечтала о том, чтобы Его Светлость наследник Морандини родился в родовом гнезде, под ее недремлющим оком. Если это вдруг окажется девочка или сразу обнаружится, что ребенок тоже страдает фамильным недугом, мы с ним можем убираться из этого благородного семейства. Если все пойдет по плану и не будет досадных недоразумений, тогда она приступит к следующей фазе своей кампании. Это будут ненавязчивые внушения и деликатные намеки, графиня вряд ли предпримет более решительные действия: она уже успела понять, что меня не так-то просто запугать, а уж сама идея физического насилия вообще абсурдна в наше время, да еще по отношению к взрослому человеку. Она поступит тонко: постепенно введет меня в великосветское общество, покажет все преимущества обеспеченной жизни, когда слуги по мановению руки готовы исполнить любой каприз, когда не надо работать ради куска хлеба. Теперь у нее появился еще один козырь в игре против меня — этот одинокий мальчик, ее родной внук. Если я останусь здесь, то смогу хоть как-то облегчить ему жизнь.

Выражение моего лица, отраженного в зеркале, становилось все мрачнее. У меня было какое-то ужасное предчувствие, когда я задумалась о том, что ждет меня здесь.

Передо мной встал один-единственный вопрос, смогу ли я выбраться отсюда вместе с Питом? Критическим взором я окинула свое отражение. Если даже и существуют какие-нибудь признаки приближающегося материнства, то у меня они напрочь отсутствовали. Моя прическа была в полном беспорядке. Когда я только встретилась с Бартом, я носила длинные волосы, доходившие до самой талии. Он любил, когда они окутывали его тело мягким, пушистым покрывалом... Через день после катастрофы я взяла ножницы и коротко обрезала свои роскошные волосы. Сейчас они уже начали потихоньку отрастать: слишком короткие для того, чтобы их заплетать или прихватывать заколками, и слишком длинные, чтобы держать завивку. Моя физиономия несколько округлилась за эти несколько дней, и все благодаря усилиям Розы, которая оказалась первоклассным поваром. Но дело было не в волосах и не в лице, основной проблемой оставалась моя фигура. Со дня гибели Барта прошло уже три месяца. Я не могла быть беременна менее трех месяцев. Еще в течение считанных недель я смогу поддерживать миф о своем интересном положении, постепенно поправляясь на изумительной пище, приготовленной умелыми руками Розы, цвет лица тоже, возможно, несколько улучшится за счет прекрасного питания и пребывания на свежем воздухе, да и настроение у меня несколько стабилизировалось после месяцев траура. Все это время я провела в заточении, почти в полной изоляции, не имея ни малейшего желания хоть как-то изменить свой образ жизни.