Обрезки ремней каждого баула мы подвязали к своим ботинкам и, не поднимаясь на ноги, отстреливаясь как попало, отползали под прикрытие валунов, ближе к каменной стене, где падающие сверху камни образовали хаосный лабиринт. Мешки волочились за нами, пули безжалостно дырявили их, и я видел, как маленькими фонтанчиками выбрасывался из дырок серый мелкий порошок.

Солдат полз впереди меня и уже не отстреливался, а крутил во все стороны головой, как затравленный зверь, отыскивая нору, где можно было бы утаиться. Я следом за ним все дальше заползал в каменный лабиринт, и уже грохот боя едва доносился до нас. «Послушай, бросай это дерьмо здесь, и возвращаемся!» – крикнул я солдату, но он, отвязав ремень от ноги, привстал, схватился обеими руками за мешок. «Ого, килограмм тридцать будет, не меньше». – «Пошли!» – повторил я. «Не гони! У тебя вон вся рожа в крови. Задело, что ли? Давай перевяжу».

Я понимал, что он дает мне возможность успокоить совесть. Я действительно был ранен, и это могло быть оправданием того, что я на некоторое время покинул поле боя. «Перевязывай, и ползем назад», – согласился я, тоже освобождая себя от баула. Солдат вытащил из кармана резиновый мешочек с перевязочным пакетом, разорвал его и довольно неумело намотал мне на лоб повязку. «Рукой придерживай. А хочешь, я своей майкой сверху примотаю. Будешь как душара в чалме. – Он рассмеялся, сверкая фиксами, и снова посмотрел на баулы. – Эх, жаль, столько добра пропадает… Ну-ка!»

Он, слегка пригибаясь, подошел к отвесной стене, в которой на высоте полутора-двух метров чернела узкая щель, словно след от удара гигантского ножа. Посмотрел себе под ноги, поднял булыжник, подтащил его к стене и, встав на него, просунул голову в щель. «Темно и холодно, как в могиле», – сказал он, влез еще дальше, пока из щели не осталась торчать пара ног в запыленных ботинках. Через минуту он вылез на свет божий и, почесав редкую щетину на лице, сказал: «Послушай, братан, а давай-ка мы эти мешочки сюда затолкаем. Чтоб душарам не досталось. А то обидно – столько ребят положили, и все ради чего?»

У меня не было ни сил, ни желания спорить с ним. Я поднял первый баул, чувствуя, как от напряжения сразу заныла рана. Меня качнуло, и я едва устоял на ногах. «Э-э, братан, ты совсем слаб. Поднимешь-то хоть?» Меня разозлили его слова, и, рванув мешок вверх, я забросил его в щель. Солдат потащил его вглубь и на некоторое время исчез. Появившись снова, махнул рукой: «Давай второй».

Он спрятал второй баул, спрыгнул на камни, отряхивая безнадежно пропыленные брюки, подобрал обрывки резиновой упаковки из-под бинтов и спрятал их в карман, внимательно посмотрел под ноги. «Порядочек, никаких следов мы не оставили! Ну что, пойдем умирать смертью храбрых?»

Больше мы с ним не виделись, и я не знал даже, остался ли он жив после того боя. Через полчаса я потерял сознание, израсходовав весь свой боезапас, а очнулся уже в «вертушке», лежа на рифленом полу чуть ли не в обнимку с убитым командиром роты мотострелков.

В общем-то, об этом случае я почти забыл. Потом были другие караваны, засады, реализации разведданных, война смешала, взболтала детали и подробности в какой-то один, долгий, непрекращающийся бой, в котором уже не было ни последовательности, ни хронологии, и убитые дрались рядом с самими собой – еще живыми…

Я поднял глаза на Валери. В них отражалось красное пламя – верхушка горы, освещенная первыми солнечными лучами.

– Где он, Бенкеч?

– Сидит. На зоне в Мордовии.

– За что?

– Не знаю точно, с ним Рамазанов встречался. Кажется, то ли рэкет, то ли разбой.

– С ним встречался Рамазанов, и что потом?

– Это очень долгая история, Кирилл.

– Я хочу знать все.

– Я тоже. Но в этой истории Рамазанов, картавый и я играем второстепенные роли.

– Ты отправила мою фотографию Бенкечу, чтобы он опознал меня. Бенкеч ответил: да, это тот самый старшина разведроты, с которым мы прятали баулы. Но до того, как он получил фотографию, как ты меня нашла? Как ты вообще узнала о моем существовании? Шла по следу стрелы Амура или по зову сердца, любвеобильная Валери Августовна?

– Я искала тебя почти три года, – глухим голосом ответила Валери. – И, разумеется, тогда еще не знала тебя и не испытывала к тебе никаких чувств. У нас была цель, по пути к ней надо было проделать огромную работу. Ты был для нас всего лишь ступенькой.

– «Мы» – это кто? Мафия?

Валери вдруг расхохоталась. Она поставила чашечку на столик, чтобы не расплескать, села на кровать, потом упала на спину. Хохот душил ее до тех пор, пока она не схватила подушку и не прижала ее к своему лицу.

– Прости, – сказала она через минуту, вытирая глаза платочком. – Ты ничего особенного не сказал, но какой тон… – Смех снова сдавил спазмом ее горло, но Валери на этот раз легко справилась с ним.

– Мне приятно, что я так развеселил тебя. Но ответь, у меня не укладывается в голове – в тот день, когда вы втроем поднялись на борт «Арго» и ты закрутила всю ту авантюру с чемоданом, с инкассатором из казино лишь только для того, чтобы подготовить меня для более серьезного дела?

– Да. Весь тот спектакль, как ты говоришь, разыгрывался ради того, что нам в ближайшее время предстоит сделать.

– Я восхищен твоей работой. У тебя криминальный талант!.. Ну что ж, кажется, я теперь начинаю кое-что понимать.

– Ты всегда отличался сообразительностью.

– Нет, не всегда. Я все-таки не могу допетрить, откуда вам стало известно про караван с наркотиками?

– О нем несколько лет назад узнал Рамазанов, когда работал советником по юриспруденции в Южной Америке. Один, скажем так, специалист по выращиванию коки в Колумбии рассказал ему, что четырнадцатого августа восемьдесят четвертого он потерял почти половину своего громадного состояния, когда русские уничтожили караван, перевозивший из Пакистана в Иран семьдесят килограммов отборного кокаина по цене двести пятьдесят долларов за грамм… Мы познакомились с Рамазановым год спустя в Ереване, где я работала в архиве горвоенкомата. Он представился мне работником прокуратуры, который занимается расследованием дела о контрабанде наркотиков.

– Разумеется, он сразу же переспал с тобой? – не удержался я.

Валери спокойно отреагировала на эту реплику.

– В то время, дорогой, я была замужем за очень ревнивым армянином, который, не задумываясь, отрезал бы голову и мне, и Рамазанову, случись что между нами. Я была целомудренной комсомолкой и исправно платила взносы. Это гораздо позже я догадалась, какую на самом деле цель поставил перед собой этот неглупый адвокат. Да, признаюсь, он перевернул всю мою жизнь. И поначалу вовсе не богатства привлекали меня, а тайна, которой они были окутаны, риск и романтика.

– И чем же вы с ним занимались, если не спали вместе?

– Мы делали запросы в военкоматы России, собирали информацию о боевых операциях двести первой дивизии, в частности о той, которая произошла при взятии каравана четырнадцатого августа. Никаких сведений о захвате наркотиков мы не нашли, в том числе и в секретных донесениях в особый отдел дивизии – как мы до них добрались, это отдельная тема. Вот тогда Рамазанов и высказал предположение, что мешки с наркотиками были перепрятаны. Когда у нас появился список солдат, принимавших в захвате каравана участие и оставшихся в живых, а их было человек пятьдесят, мы стали работать с каждым в отдельности.