Ах, слушай, как мне стыдно: я тебе по ошибке посылала неправильно франкированные письма… Правда — ошибка… Прости! Что-то еще сказать хотела… Да, здоровье плохо. У-с_т_а_л_а! А ты? Ты тоже не очень важно? Что же мне с тобой делать? Приедь! Только не к М[арине] К[вартировой] — мне туда не дадут визу. Я уже справлялась. Ах, ты меня не знаешь. Я вовсе не такая уж «заквашенная». Я знаю, совестью знаю… что грех, и что нет! Об этом не надо больше! Ты знаешь, _к_а_к_ я к тебе! Знаешь?

Я так же точно, как ты ко мне! — Поверил теперь? «Сложности» мои — огромны. Но верю, что Бог укажет и поможет. Не злись, что я «пассивна». Нет! Но не форсируй! Это нам же может все испортить. Спроси твоего… друга… этого «получасового»… С_к_а_ж_и — что мои изломы?! Не тереби меня, не дразни тоже! Не дразни Ириной! Зачем это? Обнимаю тебя, безумно, целую крепко и очень долго… Дай же хоть портрет! Отругай Маринку! Противная девчонка, сама верно любуется! Ты пишешь «письма мучают» — не писать _т_а_к? Но… не мо-гу… _и_н_а_ч_е. Люблю… Милый, родной, хороший. Люблю до крика, отчаянно… а ты… живешь все-таки… не мной. Но я не сетую. Я понимаю.

Твой Олюнчик. Папа звал так. Всегда присыпаю твой «Эмерад»… я дышу им!

[На полях: ] Болезнь моя была действительно почки.

Послушай: у меня есть книжка — дурь, так, альманах с гороскопами. И стоит, что рожденные под «близнецами» гармонируют с «весами» и «водолеями»[75]. Ты — «весы», а я — «близнецы». Арнольд — «лев» — нейтрально. И тот, за 10 лет… «водолей». Странно?! И еще там так верно об искусстве — оба… люди искусства: и «весы», и «близнецы».

Письмо от 30-го сент. «День Веры, Надежды, Любви, день Софии» я конечно получила!

Ничего для моей «свободы» не посылай! Обидишь! Использовать все равно не смогу. «Откуда?»

Ты чувствуешь, как я тебя люблю, ласкаю, целую… Приедь, увидь… узнай все… Н_е_ _м_о_г_у!..

34

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

30. Х.41

Ванюрчик, милушка, любимушка! Сейчас, сию секунду твои: сперва exprès от 25-го103, и вот сейчас — от 18-го! С маленькой любительской [фотографией]104 в Карпатской Руси! Какой ты милый! Как я тебя целую! А кто этот «дядя»?105 Ужасно добродушный. Почему он, а не я??? Как ты меня тронул… Господи, как тяжело ужасно. Я тебе отправила сегодня 3 письма106 — exprès. Писала их и вчера, и сегодня (т. е. ночью). Твои письма… много… дождь писем… я получила. Подумай… от 24-го107 уже пришло! А это — 18-го так долго… И в нем замечание цензора: «другой раз короче. Цензура». И все-таки, какой милый цензор! Благодарю Вас… неизвестный цензор, что Вы прислали!! Если бы Вы знали, какие письма держат Ваши руки..! Сколько в них радости и счастья!.. —

Меня смущает, что я тебе вчера писала так о З[еммеринг], — я не знала, что она близка тебе. Но меня-то она все же обидела… Ты ей ничего не пиши обо мне. Ну, ради меня! Не говори о нашем никому и ничего. Я повторяю: ты слишком виден, — нам испортят. Я боюсь. И знай, что часто, очень часто так бывало, что исполнялось то, чего боялась. До ужаса точно! Мой далекий… тот, бывший… Георгий — знал это… и маме говорил: «а Оля все равно… все знает!» Они с мамой скрывали его тайну от меня вместе. Он _д_о_л_ж_е_н_ был меня покинуть… Ах, к чему это?! Я так полна тобой! Я вся, вся тобой полна! Как ты чудно пишешь! Г_е_н_и_й мой, я так захвачена «Путями»! Это будет дивно! Послушай мой певунчик, — я так все вижу сердцем:

— «Тоничка» искал… невоплощенно, мечтами, грезами, слезами еще полу-ребенка… Последнее Явление я не беру. Это — чудесность. Это увенчание. Но не содержание «Истории любовной» как таковой… Затем «Чаша»… Илья — увидел… обрел… Ее во плоти… живую, сущую полюбил… _н_е_д_о_с_я_г_а_е_м_о… _Н_е_у_л_о_в_и_м_о… Мечту… хоть сущую, но мечту…

И вот… «Пути» — дали Ее, Ее — Дари! Ее всю живую. Найденную… Исканную всю Жизнь!.. Только здесь, этими чудесными «Путями», — Ты вел и Ее, явленную тебе-Тоничке, в «синих глазах»… Как чудесно завершилось. Вся Жизнь… Твое искание святого… Какой ты — чудесный! Я так «восхИщена» тобой сегодняшним. Меня понявшим! Как я страдала! Какое тебе спасибо за exprès сегодня! Я думала: неужели и тогда, когда срочно, нужно, — он не пошлет exprès!? И ты почуял это! Ты знал, что меня успокоит! Я жду твоего ответа на мое 23-го!108 Не «объяснений», — нет, я их почти что уж не жду… Я жду узнать, как ты его принял? Не слишком ли больно. Ванюрчик, не надо себя мучить. Давай жалеть друг друга! Это оттого, что все так грустно. _Д_а_л_е_к_о… без разряда. Вот куда-то молния и ударяет. Так и объясняю. Дружок мой… «нет, я тебе не враг!» Спасибо! Я стала такой пугливой. Часто шарахаюсь в сторону, если ставень окна пошевелится ветром. Боюсь писать тебе. Боюсь и твоих упреков. Не запугивай меня! Будь как прежде! Как я тебе открыто тогда писала… Тоничка мой милый, как бы хотела я тебе рассказать о моей жизни. Там каждый шаг — роман. Сколько вынесла. Чего только и не было! Ты на И. А. не сетуй. Он страстно меня отговаривал. Предлагал свое «отсекающее» письмо. Я перепишу тебе в следующем письме его письмо ко мне. Ты увидишь. Но на мои доводы и после знакомства с А. — сдался, предупредив однако, что трудно мне будет. И. А. — удивительный. Мы много пережили вместе. Помню (уже я замужем была, — гостила у мамы)… было ему очень тяжело… душа скорбела. Пришел к нам. Я могла кое-что для него устроить. Потом — не вышло… У нас были гости у брата. Мы с ним пройтись пошли. Сидели в садике на нашей улице. Холодно было… март-апрель, кажется, а холодно вечером-ночью. Звезды были. Он был так тревожен, так загнан жизнью. И помню руки мои взял, чтобы поблагодарить за… участие что ли? Не знаю. «Олечка, такие холодные, худенькие ручки?!» Сколько ласки… как _п_а_п_а… Я стала говорить, что счастье хоть что-нибудь ему сделать, что я могу _т_а_к_ _м_а_л_о… «Огромно, много, — уже то, что Вы вот эти дни здесь… Огромно это…» Ты видишь… он хорошо к нам относился. Он не мог сознательно, или халатно, ошибку сделать. _Т_а_к_ уж вышло. Он меня бы на растерзание не отдал.