Санкт-Петербург, 1 апреля (14 апреля) 1901 года, воскресенье

Праздновали воскресение Семецкого, разумеется, у нас на Миллионной.

— А дальше?

— Гранату я ухитрился зашвырнуть немного вбок, так что осколки меня миновали, да и взрывная волна, похоже, догнала, уже отразившись от стены. Но всё равно досталось мне так крепко, что пару дней в себя не приходил. Повезло, что местный староста англичан побоялся. Да и язык зулусов он немного понимал, потому понял, что этот чёрный про себя орал! Мол, он — сын вождя и великий воин. За такого зулусы могли и отомстить. Вот он и велел собираться. А когда его ещё и сангома поддержал — так и вовсе никто спорить не стал. Сангома — это такой ведьмак. Ну, колдун, знахарь и шаман в одном лице.

— Генри всё точно так и предположил!

— И был прав! Собрались негры быстро, но не мгновенно. Я успел в себя прийти. Ну и попросил с собой забрать. Обещал заплатить потом, если до Лоренсу-Маркеша проводят. Нет, так-то деньги у меня и с собой были, я на всякий случай немного пятифунтовых банкнот за подкладку вшил. Но зачем искушать своих ближних?

— А почему так надолго пропал-то?

— Рана трудно заживала. Потом ещё какую-то местную болезнь подцепил. Пока выздоровел, племя успело на восток перебраться, милях в ста севернее Лоренсу-Маркеша обосновались. Места там пустынные, одному дойти до города нереально. Вот и ждал, пока племени покупки понадобились… С ними уже до цивилизации добрался. Там и отдал им и карабин, и револьвер, да ещё и гвоздей прикупил, коров пару… А себе — чистую одежду попроще и проезд до Лоренсу-Маркеша. Даже на новую обувь не хватило, так в старых ботинках и поехал.

— А негры их не присвоили, пока вы были без сознания?

— Пытались. Но старейшина сказал, чтобы вернули. Он рассчитывал с меня больше получить. Да племя и получило больше, в конечном итоге.

— А почему решили, что убит именно ты?

— Так визитки мои остались. Цвана они не нужны были. И труп Ашота нашли. Белый? Белый! Бумаги на Семецкого есть? Есть! Значит — он! Ну, я, то есть. Но меня эти поиски Семецкого насторожили. Так что я в банк не пошёл. А в конторе нашего доверенного человека вместо него распоряжался какой-то подозрительный тип. Я и решил смыться по-тихому. Отправился в порт, устроился в грузчики, начал присматриваться. Там грузчики в основном черные, местные, но на самый ответственный груз белых нанимают. В порту два парохода из Саутгемптона стояло, но с англичанами я связываться не хотел. К счастью, был ещё один небольшой пароходик с портом приписки Лиссабон.

— А как вы на него попали, Юрий, если вы без документов? — удивилась Натали. — Зайцем, что ли?

— Нет уж, зайцев там ловят. Груз-то был ценный, гевея! Её плантации недавно неподалёку от порта высадили. Нет, я сделал так, чтобы меня сами на борт затащили. Углядел, как вербовщики пьяного на борт тащат, пошёл за ними. А в кабаке и уселся недалеко от них да начал изображать опустившегося забулдыгу. После пары стаканчиков они ко мне и подсели. А очнулся я уже только на борту.

— Вы рисковали, Юрий! — заметил Артузов. — Вербовщики могли работать не только на португальцев.

— Риск был, но уплыть все равно требовалось. А так я оказался у топки пароходного котла и даже с жалованьем. А в Сан-Паулу-ди-Луанда[2] даже к какому-то чину сводили, он мне временные бумаги выдал. На всякий случай я назвался не своим именем, а Мареком Ковальским из-под Варшавы. Под этим именем до Лиссабона и добрался. Там стал было думать, что делать дальше, да в портовом кабаке увидел наших матросиков. Ну и кинулся к ним. Выставил по стаканчику, поплакался на судьбу… Русские к своим жалостливые, взяли меня кочегаром за койку и харчи, до Риги довезли. Но вот в Риге их старпом, немецкая душа, потащил в полицию, документы восстанавливать.

— Представляете, а там я как раз! Как узнал покойника нашего, обниматься полез. Вогнал местных полицейских чинов в конфузию. Они-то в нем шаромыжника какого-то подозревали!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Мы тогда болтали с Юрием, а я сидел и думал, что Господь за что-то любит меня, раз так балует. Очередное воскрешение Семецкого не просто сняло камень с моей души. Нет, я радовался, как дитя, что друг жив. Но не в меньшей степени меня радовало, что именно он снова займётся нашей безопасностью. Брат Натальи, конечно, блестящий офицер, но некоторые задачи он просто 'не тянул».

В этом году Беломорская ГЭС наконец-то выходила на полную мощность, а на Юшкозёрской мы запускали первую турбину. Это означало, что мы выйдем на сотню тысяч тонн хлорвинила, сможем начать производить по пятнадцать тысяч тонн электротехнической меди, полторы тысячи тонн алюминия, почти двадцать тысяч тонн тола и около восьми тысяч тонн аммонала.

Если кто не понял, все эти предприятия принадлежали не банку «Норд», а нам с Натальей. То есть, я наконец-то выходил на приличный уровень доходов. Ну, или возвращался к уровню доходов «прорывного» 1899 года. И у меня были большие планы по запуску производства ионисторов.

Нет, в самих ионисторах ничего удивительного не было, выпускать их мог начать кто угодно. Активированный уголь да не очень сложный органический электролит. Сложнее было добиться высокой ёмкости и низкого сопротивления.

Там, в оставленном мною будущем, считали, что ключ и к тому, и к другому — графеновые структуры. Плёнки графена почти плоские, толщиной всего в один атом, поэтому увеличивают в разы «рабочую поверхность», а значит, и ёмкость устройства, при тех же объёме и массе. И во-вторых, они обладают очень высокой электро- и теплопроводностью. И за счёт этого снижают сопротивление элемента, повышая максимум его мощности. Ну и тепло лучше отводят, что тоже повышает рабочие характеристики.

Знание это было бы абсолютно бесполезным, но… Шарился у нас в Карелии один «сумасшедший изобретатель» и «непризнанный гений», который имел завиральную идейку. Мол, шунгит — уникальный материал, содержит природные графеноподобные структуры, потому, дескать, они