Наконец вечер подошел к концу, мы тепло расстались с мамой босса, и я всей душой надеялась, что это будет концом всех моих испытаний. Мне не нравилось притворяться, а еще меньше — наши странные отношения, при которых Гутман почему-то считал, что может целовать меня, или приобнимать за талию. Когда вышли на улицу и подошли к автомобилю, с трудом поборола желание усесться на заднее сидение — чтобы быть подальше от этого мужчины, который смущал меня и волновал. Василий, за которого я все это время так старательно цеплялась, казался теперь далеким размытым пятном. А мое обещание ему помочь — я не представляла, как смогу это сделать. Я не шпион, и с Гутманом игры невозможны, каждый раз проигрываю по всем статьям. Сегодня я убедилась в этом.

— Устала? — тихим голосом нарушает воцарившееся в машине молчание босс.

— Немного. Но надеюсь, вы удовлетворены? Ваша мама успокоилась?

— Да, все прошло отлично, — подтверждает босс.

— Теперь я могу спокойно вернуться к работе? Без игр и представлений?

— Что ты имеешь в виду?

— То что устала притворяться.

— Неужели это так сложно?

— А вам? Нравится врать матери?

Гутман помрачнел и его руки крепче стиснули руль автомобиля.

— Нет, не нравится. Но пока не вижу другого выхода.

— То есть это еще не все?!

— Конечно нет. На выходные мы едем на дачу. Тебе понравится.

— Мне кажется рановато для пикников, что нам делать за городом поздней осенью?

— Отдыхать, гулять, дышать воздухом и убеждать мою мать в нашей любви, — не теряется Гутман.

— Боюсь мне больше не по силам эти представления…

— Уверен, ты справишься.

Нет сил сопротивляться, спорить. Но я все еще пытаюсь.

— Хорошо. Тогда думаю надо установить некоторые правила…

К этому моменту мы уже въезжаем во двор моего дома. Очень хочется выскочить из машины, но это будет выглядеть истерично и по-детски…

— Установить правила? — голос Гутмана полон скептицизма и насмешки. — Интересно, что ты еще придумала.

Поворачиваюсь к боссу и силой воли заставляю себя встетить его внимательный изучающий взгляд. Я должна донести, дать понять, что не испытываю к нему романтического интереса. Никакого. Совсем.

— Да, правила. Если вы желаете изображать идеальную пару, я долна внести несколько поправок в договор.

Босс вздохнул.

— Считаешь, что продешевила?

— Нет! Я вообще никаких уже денег не хочу! Я себя не продавала! И не хочу, чтобы вы целовали меня!

Роберт проводит рукой по волосам — этот жест выдает волнение.

— Возможно, ты права. Я сегодня сорвался. Извини меня. Для меня это тоже новый опыт — играть в любовь…

— Хорошо. Значит, обещаете что больше не повторится?

— Что именно? Поцелуи?

— Да. И остальное.

— Хорошо. Обещаю, Мира.

* * *

Дома меня ждет донельзя возбужденная Зойка.

— Ну что там, детка? Как прошло?

— Нормально, — пожимаю плечами. — Обычный ужин.

— С таким-то мужиком? В таком-то платье? За дуру меня держишь, подруга?

— И в мыслях не было, Зой. Я просто очень устала. Правда, извини, но рассказывать нечего. Сделала все как он просил.

— И как тебе его мать?

— Да ничего вроде, приятная.

— То есть приняла тебя за невестку?

— Наверное, она согласна с любым выбором сына… Я даже не знаю. Мне в ванную нужно.

Мне нестерпимо хотелось смыть с себя весь этот вечер, прикосновения Гутмана, его поцелуи, его страсть…

— Ладно, иди, Золушка. Странно, что даже превратившись в принцессу некоторые так и остаются клушами, — обиженно ворчит Зойка. — И не хотят делиться сказкой.

Но подруга была несправедлива ко мне. Чем я могла поделиться? Только страхами, сомнениями, переживаниями, бурей эмоций, совладать с которыми было мне не по силам. А будущее пугало еще сильнее — впереди выходные, поездка загород… Как это будет? Большой ли у Роберта дом? И что если там ему тоже приспичит поиграть в жениха и невесту?

Конечно, если везет меня туда, значит там будет и Алина, и возможно другие гости… Но все равно тревога не покидала меня.

На работу я приехала вся издерганная, еще и Светка подкараулила и затащила в женский туалет с вопросами.

— Поверить не могу! Ты и Гутман! Пара! Мирка, ну ты выдала, красотка! Стоило только Афродитой стать… Слушай, он отличный мужик, не успусти. Но он точно от тебя без ума, раз так быстро предложение сделал.

— Свет, погоди, дай хоть слово вставить…

Но что я могла сказать? Что все это фарс? И тогда мне возможно пришлось бы разгребать куда худшую проблему… Так что я предпочла заткнуться и кивать в такт Светкиным восторгам.

— Когда начнешь к свадьбе готовиться? Своим уже сказала? — щебечет неугомонная подружка.

— Нет еще… не сказала. А готовиться в выходные начну… ой, нет. Мы же с ним на дачу едем, — хлопаю себя по лбу.

— Ух ты!! Знаешь, я слышала как начальник коммерческого отдела хвастался, что у Гутмана совершенно роскошный загородный дом. Как у английского лорда!

— Вполне возможно, — равнодушно произношу в ответ.

— Не понимаю, чего ты такая спокойная. Я бы до потолка прыгала.

— Просто не так эмоциональна, — пожимаю плечами. На самом деле я себя воздушным шариком чувстую. Из которого спустили весь воздух. У меня не осталось эмоций. Только абсолютное отупение. Наверное, защитная реакция перед выходными в логове врага.

Почему я обозначила Гутмана врагом? Да потому что топтал мои чувства! Оголял нервы, зставлял переживать лавину чувств, кидал из огня в ледяную воду. Издевался, короче. А поотом извинялся и предлагал денег. Кем после такого можно себя ощущать? Кроме как Анестейшей Стил?

О да, я читала этот «великий» роман. Который, как было заявлено в рекламе, должна прочесть каждая настоящая женщина. Я хотела быть настоящей. Правда мало что поняла в этом бестселлере. Никаких подсказок там о том, как создать прочные и успешные отношения — не было. И вообще герои мне странными показались. Особенно Анестейша. Ну а Грея было просто жалко. Странный и недолюбленный…

До конца рабочей недели я стралась как могла избегать своего жениха. И плеват на сплетни. А они роились как пчелы, весь «РАЙ» буквально гудел. Еще бы, событие. Серая мышка закабалила нового босса. Да еще так быстро! Буквально по щелчку пальцев, р-раз и готово.

Все исподтишка поглядывали на меня, стоило нам с Робертом оказаться в одном помещении. Прицельное внимание становилось невыносимым.