— В доме наших родителей около Больницы милосердия.

— А почему вы не сообщили об этом раньше?

— Пожалел родителей. Я молчал из-за стариков. У них было слабое здоровье. Моя мать не перенесла бы этого. Нас было два брата, и Ронни, младший, считался их любимцем. Он умолял меня никому не говорить, обещал исправиться. Он был весь в крови. Я отвез его в клинику в Майами-Шорс, где его без лишних вопросов подлатали.

— А почему вы вдруг решили позвонить сейчас?

— Наши родители умерли. Я узнал о вашей находке из новостей и решил, что сейчас уже можно сказать. Какой смысл молчать? Ронни всю жизнь попадал в истории. Родители с ним намучились. Они освобождали его под залог, нанимали адвокатов и психоаналитиков, навещали в тюрьме. Все деньги, которые они скопили на старость, ушли на бесконечные вызволения его из-за решетки.

Я был старшим и никогда не давал им повода для беспокойства. А после их смерти оказалось, что дом и все, что у них было, они оставили ему. В завещании было написано, что я достойный человек и могу сам позаботиться о себе. Поэтому они все оставляют Ронни. Ему это больше нужно. Они завещали ему все, что сумели скопить за долгую жизнь, но он снова попал в тюрьму. Я устал его прикрывать. Горбатого могила исправит.

— Когда вы его подобрали той ночью, у него был пистолет?

— Нет, не видел.

— А он имел доступ к оружию?

— У моего отца были охотничьи ружья — хорошо помню двуствольный «ремингтон». Я четыре года служил в армии, а когда вернулся, все ружья исчезли вместе со многими другими вещами, которые были либо украдены братом, либо проданы, чтобы вытащить его из тюрьмы. — В голосе Леонарда Стокоу звучали обида и усталость. Но он вызывал доверие.

— Ваш брат сейчас дома?

— Наверное. Он ведь нигде не работает.

Роналд Стокоу был впервые привлечен к суду в восемнадцать лет.

— Посмотрите-ка на его подвиги! — Райли развернула распечатку длиной в ее собственный рост. — Десятки арестов по весьма похожим поводам: бродяжничество, вторжение в чужое владение, подглядывание в окна, появление в общественном месте в непристойном виде, публичное мастурбирование, непристойное и распутное поведение, проникновение в чужой дом, нападение, непристойное нападение, попытка изнасилования, изнасилование. И это только те случаи, когда он попался. — Райли долго служила в группе изнасилований, и Стокоу был как раз по ее части. — Единственное, за что он никогда не привлекался, — это убийство. Но это упущение можно исправить. Отложите поездку, пока мы не разберемся с этим типом, — сказала она, обращаясь к Берчу, и углубилась в изучение списка судимостей Роналда Стокоу. — Его преступления идут по нарастающей. Многие насильники начинают с невинного подглядывания, но потом их аппетиты растут, и просто глазеть в окошко им уже недостаточно. Они проникают в дом и мастурбируют с женским бельем, а потом им подавай уже саму женщину.

У нас будет небольшая передышка, — продолжала Райли. — Она очень кстати сейчас, когда за нами охотится пресса. Журналюги просто из кожи вон лезут, чтобы представить нас идиотами. Он освобожден условно-досрочно. Найдите его и доставьте сюда для небольшой беседы. — Улыбнувшись, она скрылась в своем кабинете.

«Возможно, мы на верном пути», — подумал Берч и машинально взял трубку звонившего телефона.

— Привет, док. — Услышав, что сказал ему медэксперт, он изменился в лице. — Не может быть. Наверное, в лаборатории ошиблись. Вы уверены? О Господи! — Повесив трубку, Берч некоторое время сидел неподвижно. — Невероятно, — вздохнул он, поднимаясь на ноги. — Это звонил главный медэксперт. Они провели анализ ДНК всех этих младенцев. Дети никак между собой не связаны. У всех разные отцы и матери.

— Как же это может быть? — удивился Назарио.

— Так, значит, Нолан не… — начал Корсо.

— Мы опять на мели, — подытожил Берч.

— Кики была права, — заметил Назарио. — Она пыталась нас убедить, что он вовсе не чудовище. Сержант, давайте поговорим со Скаем. Он ведь играл в тоннеле в тот вечер, когда убили его отца. Может быть, он вспомнит, стоял ли там этот сундук. Если же его там не было, значит, кто-то спрятал его уже после того, как семья покинула дом.

— Парнишке было всего девять лет, — возразил Берч. — Моему сыну тринадцать, но и он никогда не помнит, где оставил свои ботинки десять минут назад.

— Попытка не пытка, — сказал Назарио.

— Но если кто-то принес сундук позже и Ноланы о нем ничего не знали, почему эти дамочки так юлят? Они явно что-то скрывают. Наверняка.

Из кабинета появилась Райли.

— Как? Вы еще здесь? Ничего лучшего не нашли, как стоять и чесать языки? Я же велела вам привести этого субъекта. А кто-нибудь видел сегодня Стоуна? — Она огорченно вздохнула. — С утра не везет.

— Не тебе одной, — утешил ее Берч.

— Бабуля! Бабуля! — Опустившись на колени, Стоун попытался нащупать у старушки пульс. Она дышала. Когда он осторожно перевернул ее на спину, она открыла глаза. — Ты в порядке, ба? Прости меня, прости! Скажи что-нибудь. Ну пожалуйста.

Неужели у нее удар? Пила ли она таблетки от давления? Последнее время он забывал напоминать ей об этом. Если это инсульт, то надо срочно действовать. Что там говорил ее доктор? Стоун стал судорожно вспоминать, какие вопросы надо задавать, чтобы определить наличие инсульта.

— Бабуля, улыбнись. Ты можешь мне улыбнуться?

У нее чуть дрогнули уголки рта. Она ласково посмотрела на него.

— Хорошо, хорошо.

Лицевые мышцы в порядке.

— А теперь постарайся поднять руки.

Бабушка подняла правую руку, потом левую.

Руки тоже в порядке.

— Отлично, милая. Скажи что-нибудь. Какое-нибудь простое предложение.

— Да полно тебе, Сонни. Помоги мне подняться.

— Очень хорошо.

Она говорила без запинки.

— Бабушка, скажи мне, кто сейчас президент Соединенных Штатов?

— Дюбуа. Прекрати свои глупые вопросы и помоги мне подняться.

Стоун раскрыл мобильник, чтобы набрать 911.

— Я вызову «скорую помощь», чтобы они тебя посмотрели.

— Ну вот еще, — запротестовала она, садясь. — Не хочу, чтобы сюда вломились чужие люди и переполошили всех соседей. Там было очень жарко, и у меня немного закружилась голова. Сейчас уже все прошло.

— Ты уверена? — с сомнением спросил он.

— Да. Просто я потеряла равновесие, когда вставала со стула.

Подняв ее шлепанец, Стоун усадил бабушку в ее любимое кресло, подставил ей под ноги скамеечку и надел тапочек на маленькую ногу.

— А ты лекарство выпила?