Условная ночь пролетела в одно мгновение. Балиани мог требовать с Борского что угодно и сколько угодно, однако восстановить блоки, от которых остались только хлопья сажи, не смог бы никто.

Все было так же, как накануне – витанский день в разгаре, никакой космической связи и та же головоломка – кому можно доверять, а кому нет. По всему выходило, что что доверять нельзя никому.

– Тебе же универсальный боец нужен, точно? Так возьми с собой Симакова или Патрика, – твердила Славка. Я не хотел с ней ничего обсуждать, а брать тех, кого она предлагала – тем более. Из десантников оставался только здоровяк Брачич, но можно ли доверять ему? А почему нет? Спокойный, здравомыслящий мужик, самый опытный из десантников, прошел войну, и лет ему, наверное, под сорок. Но почему он до сих пор рядовой? Честолюбия не хватает? Но для похода в витанский лес нужна в основном способность выживать, а этого у него не отнимешь.

– Со мной пойдет Брачич. Связи нет, ждите нас до двадцати четырех ноль-ноль, – объявил я.

– Есть! – рослый десантник отдал честь и спокойно подошел, ожидая приказа. Славка смотрела искоса, как будто ей это не нравилось. Неужели это она стоит за всеми странностями? С другой стороны, ее не было на Вите, когда началась странная болезнь у Нины! А кто сказал, что все странности связаны друг с другом?

Из всех, кто оставался, я доверял сейчас только Борскому. Зайдя за кухонный синтезатор, хлюпающий очередными порциями кофе и светящийся надписями на экране, я вполголоса пересказал ему то, что узнал за последние сутки. Но не все. Я умолчал о самом опасном – о той записи, которую скопировал из микрокомпа Нины. Впрочем, микрокомп остался на своем месте, и если я не вернусь, Борский со временем найдет его сам.

Я отправился к себе за экзоскелетом, но по дороге меня перехватил отец.

– На разведку идешь, сопляк, а с кем идешь – не смотришь. Вита – это тебе не сортир на станции! Лучше бы меня взял!

Даже если отец не прятал резервные блоки связи, вчерашнего его разговора с Гонтой хватило, чтобы я перестал ему доверять. Не доверять родному отцу было противно, но я не хотел рисковать.

– Тебя, пап, я с собой и в сортир не возьму, – ответил я в отцовском стиле. – Хочешь поработать, так иди к Борскому, он тебе скажет, что делать.

Отец ушел, но, кажется, не к Борскому. Я закрылся у себя и принялся проверять двигатель «Берсерка» – только внутри изолированного модуля он мог работать. Двигатель был в порядке, и в лесу должен был мне пригодиться. Но куда он должен был меня отвезти? Начинать расследование надо было с самого начала, то есть с гибели профессора Чандры и странной болезни Нины Робертс. Нина успела записать в микрокомп свой путь до старого модуля каутильской экспедиции и незнакомого колодца. Как у нее вообще получилась эта запись, было вопросом следующим, но оба они могли навести на причины всех остальных странностей Виты.

Дверь затряслась под частыми ударами. Я открыл, и обнаружил за ней знатного чикальтинана Кевиана с от Трех Заливов и длинношерстного плебея Сигемона – оба с оружием наготове, рожки органов чувств ровными коронами стоят над макушками. Колотил по двери Кевиан, причем своим символическим багром.

– Чикальтинан с помощью длинношерстного готов оказать тебе помощь, командир Антон, – начал Кевиан, убрав почетное оружие. – Честь зовет! Прошу принять помощь!

Так. Кажется, в переводе с чванливого чикальтинанского жаргона это означает, что вчера расследование ничего не дало долонанам, и теперь им нужна моя помощь. Но что они ищут? Дигеан говорил, что ведет следствие по делу о нападениях рейдеров и ищет базу рейдеров. Вита – удобное место для рейдерской базы и временного склада регдондита, значит, этот склад и разыскивают долонаны. Но пока на Вите ни базы, ни склада не наблюдается, только на границе зоны работ каутильской экспедиции то и дело появляются неизвестные провокаторы. Моему расследованию помощь тоже была нужна, но мне не нужен был чванливый чикальтинан. Наблюдательного Сигемона мне вполне хватило бы, тем более, что сейчас он был трезв, а регдондитовой пыли в лесу не должно было быть. К тому же так мне легче будет держать под контролем и одного долонана, и Брачича.

– Сигемон пойдет со мной, а ты, чикальтинан Кевиан, останешься здесь. Или идите без меня, – решительно заявил я, и долонаны на удивление легко согласились.

Брачич уже ждал у дверей в «Центурионе» с откинутым шлемом, легко двигаясь в нем даже при витанской силе тяжести. А может, и ему нельзя доверять? Ну ладно, у меня есть еще Сигемон, и он тоже не доверяет ни мне, ни Брачичу. Классический треугольник, только не любовный.

Мы пошли тем же путем, каким возвращались долонаны. Едва заметная тропа шла между красными стволами, постепенно поднимаясь вверх от берега колодца. Мой «Берсерк» немедленно стал красно-розовым, отражая хамелеоновой поверхностью лес перьев. Солнце пробивалось между пышными розовыми вершинами, в зеленоватом витанском небе развевались роскошными знаменами фламбойяны. Насколько я знал, они могли получать энергию только в виде света, и сейчас у них было нечто вроде обеда или зарядки аккумуляторов. Когда через десять стандартных суток витанский день закончится, им придется больше двух земных недель жить за счет накопленных запасов. Кстати, как насчет запасов? Мы шли в лес ненадолго, поэтому на каждого из нас приходилось по паре сухих пайков в карманах экзоскелетов и литра по полтора питьевой воды в плоских бутылках – по технике безопасности без воды идти в лес на Вите было нельзя. Конечно, из стволов темно-красных перьев можно было добыть сок, в основном состоящий из пресной воды, но из-за кислотных примесей этот сок можно было пить только в крайнем случае и не больше литра в сутки.

Окулумы вились вокруг нас, как мухи, с той только разницей, что самая мелкая из этих мух была размером с мою голову, а большие соперничали размерами с Сигемоном. Сам Сигемон при их приближении немедленно втягивал ласты и катился по тропинке, как гигантский мохнатый шар – терпеть присутствие переменного электрического поля долонану было тяжело. Очередной гигантский глаз с шевелящимися снизу щупальцами остановился надо мной. Щупальца извивались прямо перед моим лицом, будто примериваясь схватить, но я помахал руками, и окулум улетел.

Под ногами переливались и пружинили полиморфы, слой опавших перьев становился все толще, скрывая их зеленые горбы. Витанский лес был тихим – ни криков зверей, ни голосов птиц, только шум перьев под ветром и шорох наших шагов.

Перья свешивали ветки с шевелящимися краями почти к самой тропе. Насколько я знал, эти края были чувствительны к теплу и движению. Я не доверял им так же, как и мерцающим гладенцам и малоподвижным мозговикам. Но с другой стороны, что они могли нам сделать? Флора и фауна Виты мало отличались друг от друга и были одинаково бестолковы – биополе две десятых бионта, чуть больше, чем у дождевого червяка с Земли – сообразительности у этой публики хватало только на то, чтобы есть, убегать и размножаться. Сплошные безусловные рефлексы, как говорит Григорьев, однако чего ждать от этих рефлексов, я не знал. Наэлектризованная углеродная жизнь за двадцать лет была изучена мало.