— Не волкулаки, а волкудлаки, — поправил Зозуля. — Волкудлак – это одичавший волк-оборотень.

— Типа, вервольфа? — решил уточнить Соколов. Про вервольфов он фильмы смотрел.

Но слово вервольф, ожидаемо, оказалось непонятным в этой реальности.

— Че ты все слова-то какие-то странные вставляешь? — вздохнул Зозуля, а Неждан вступился за парня: — Не привык он еще. Вот, обуркается у нас, станет как все.

— И что, волкудлаки ваши, они из волков в человека превращаться могут?

Зозуля обречённо покачал головой, видимо решив показать как он расстроен неосведомленностью Ярослава, однако принялся объяснять.

— Они днем – как обычные люди. Поселок у них свой, хлеб сеют, скотину выращивают. И охотники есть, но они либо с копьем, либо с луком. Никто за зверями на четырех лапах не бегает. Все, как у нас. А в волчье обличье по ночам перекидываются.

— В смысле, днем скотину выращивают, а по ночам в волков превращаются? А они разве скотину не дерут? — недоумевал Соколов.

Зозуля посмотрел на парня и, терпеливо, словно несмышленышу, сказал:

— Ярик, если они скотину станут драть, так они ее сразу всю задерут. А как задерут – как дальше-то жить станут? Я ж говорю – днем они люди как люди. И едят тоже самое, что и мы.

— Но если они по ночам в волков перекидываются, то они должны и жить по волчьи, и нападать? — продолжал удивляться Ярик, а Неждан пояснил:

— По ночам, как вервольф в зверя обернется, он вокруг поселка побегает, на луну повоет, а потом спать идет. По ночам все спят. Если не спать, то как днем ты работать станешь?

— И чего вы с оборотнями не воюете, их поселок не сожжете? — с недоверием протянул Ярослав, которому казалось, что коли есть вервольф, волкудлак, то есть, его нужно непременно забить. Или просто убить. Лучше всего – застрелить серебряной пулей, а прах сжечь и развеять по ветру, ну или закопать на перекрёстке.

А то ишь, деревня оборотней, с которыми люди живут в мире?

На Ярослава вытаращились и Зозуля, и Неждан, а последний степенно ответил:

— Еще при князе Бране с общиной волкулаков был мир заключен. Договорились мы жить по-добрососедски. Если они нас не трогают, так зачем мы их станем трогать? На нас не нападают, мы на них тоже. Бывает, на соседнем деле, что из-за межи ссоримся, лес какой поделить не можем, но это ерунда. Подраться, это можно, но без кольев и без ножей. Волкулаки, это полулюди- полуволки. Если к ним с добром, то они тебя привечают, хлебом да солью, но если обидишь чем, или по неосторожности загостишься, то выгонят. У нас уговор – они наших девок не портят, потому что от волкулаков волкулаки рождаются, а мы их девок не трогаем. У баб-волкулаков, если она от обычного человека родит, всего один ребенок рождается, да такой крупный, что она и родить не сможет, помирает.

М-да, дела.

— А посему ты из то волкулаками, то волкудлаками зовёшь? — уточнил Соколов.

— Волкулаки, они хоть и страшные, но мы с ними в мире. А как кто и них начинает хозяйничать, да кровь людям пускать. То он — волкудлак.

— А еще волкудлаки, не желают даже днём человеческий облик принимать, — добавил Неждан.

— А Корень, Крень тоесть, про какого волкудлака говорил? — спросил Ярослав.

— А, видимо завелся тут один волкудлак, — с досадой бросил Зозуля. — Выходит от своей общины отбился, один-одинехонек по лесу шастает. Думает, верно, что люди это жратва. Было дело, один такой у нас теленка задрал, а у соседей здоровенную ярку в лес утащил. Всю съесть не смог, половину отгрыз, да и бросил. А еще он мальчонку загрыз. Искали-искали, нашли от парнишки только пальцы отгрызенные, да остатки одежды.

— А ты про старого Пестеря забыл? — напомнил Неждан.

— Ну, Пестерь-то уже старик старый, куда он в лес-то поперся? — пожал Зозуля плечами.

— Так все равно, не дело это, чтобы стариков жрать, — твёрдо заявил Неждан.

Ну да, возраст – это не повод стариков жрать. Тут Ярослав был согласен полностью.

— А почему соплеменники вервольфа, то есть, волкудлака сбрендившего не могут поймать? Они же за него отвечают? Или сочувствуют?

Слово «сбрендивший», вырвавшееся у Соколова, хотя и было странным, но парни его поняли.

— Не сочувствуют, они бы и сами рады его поймать, да чтобы он в волчьей шкуре изжарился, — пояснил Неждан. — Волкудлак-то этот и на своих нет-нет нападает. И скотину дерет, и кого-то из деток сожрать может. Видимо не могут они его поймать, не дается. У них же свои охотники есть.

— Так что, друзья и товарищи? — посмотрел Ярослав на новых друзей. — Пойдем волкудлака ловить? Докажем воеводе, что мы на что-то годны, или домой отправитесь, землю пахать?

Неждан с Зозулей запереглядывались, зачесали свои бороды. Потом молча кивнули. А Ярослав вспомнил слова своего мастера на стройке: «Взялся за гуж, так не говори, что у тебя понос!»

— Пошли к помощнику воеводы, — решительно сказал парень, вставая с бревен. Хотел сказать – мол, пусть он нам ценные указания дает, но вместо этого вырвалось: — Пусть он нам все обстоятельно разъяснит.

Крень обнаружился около того же дома. Но помощник был занят. Он осматривал у одного из коней, привязанных к коновязи, копыта. Отвлекшись, воин насмешливо спросил:

— Ну что, за ум взялись? — Потом добавил: — Я распорядился, чтобы вам соли отсыпали. Заслужили. Забирайте свое добро и мотайте.

На крыльце и на самом деле стоял небольшой мешок – килограмм на пять, набитый солью. Но Ярослав, взяв на себя лидерство, решительно сказал:

— Нет, Крень, мы решили на волкудлака пойти. Узнать хотим – когда его последний раз видели, где видели.

— Да вы, мужики, охренели, — покачал головой Крень. Потрогав свой ус, хмыкнул: — Ну, вольному, как говорят, воля. Вас трое, авось, хотя бы двое успеют удрать. — Еще раз хмыкнув, помощник воеводы сказал: — Видели его у деревни Язиха, у деревни Вельчихи, еще у старого брода…

— А карты у вас нет? — перебил Ярослав, которому эти географические названия ни о чем не говорили.

— Карту?

— Ну, схему какую, рисунок.

Ярослав, вооружившись прутиком, принялся рисовать