и пустынно. Ньюфаундленд потерянно жался к ногам хозяина и порой принимался тихо поскуливать, но под ласкающей рукой Этвуда умолкал.

— Все-таки я буду звать, тебя Тимми, — сказал Этвуд, почесывая мохнатую шею. — Старая кличка будет напоминать тебе прежнего хозяина, а его уже не вернешь. Оставайся лучше Тимми.

Холодный нос ткнулся ему в ладонь.

— А ведь мы до сих пор не завтракали! — воскликнул Джеймс. — И собака голодная! Пойду узнаю, в чем дело.

Через пять минут он вернулся.

— Оказывается, полиция увезла Гросси с собой, из-за того утопленника. Выясняют, что да как. Его жена рыдает, но обещала что-нибудь приготовить.

Вскоре непривычно притихший Джованни принес запоздалый завтрак, оставлявший желать лучшего.

— Отпустят ли Гросси к обеду? — задумчиво сказал Джеймс, доедая кусок хлеба с вишневым джемом — единственное, что скрасило невкусный завтрак. — Или хотя бы к ужину?　

— Съездим пообедать в город, — предложил Этвуд.

— Там видно будет… Сейчас я хочу одного: лечь спать. На снотворное эти девицы не поскупились, до сих пор не могу прийти в норму.

Джеймс удалился в свою комнату, но заснуть не успел, только он начал раздеваться, как снаружи раздались какие-то крики.

— Это уж слишком! — возмутился Джеймс. — Что еще нам предложат: опять парочку трупов или что-нибудь пооригинальнее?　

Между тем крики становились все громче и пронзительнее, сливаясь с истошным женским визгом.

Около коттеджа Берни стояла потрепанная грязная желтая машина с распахнутыми дверцами. Двое рослых крепких мужчин, бородатых и небритых, с угрожающим видом теснили Бата Берни к коттеджу, его жена стояла чуть поодаль и, не делая ни малейшей попытки вмешаться, сосредоточенно испускала вопль за воплем.

— Ты нам заплатишь, грязный янки, — шипел один из бородачей, тот, что подобрался к Берни поближе. — Сполна заплатишь! С нами такие штучки не проходят. Кровью умоешься! Сейчас мы тебя как свинью прирежем.

Сожалея, что полиция уже уехала, Джеймс бросил беспокойный вопрошающий взгляд на Этвуда, сам он полагал неразумным вмешиваться, не имея оружия, в сведение счетов между бандитами, каковыми представлялись обе стороны. Увидевшая их женщина разом смолкла, и внезапная тишина заставила бородачей обернуться.

— Что вам здесь нужно? — с вызывающей грубостью сказал более высокий. — У нас свои дела, посторонним соваться незачем.

Такого обращения Джеймс не выносил.

— Вы мешаете мне спать, — сказал он ледяным тоном. — Будьте любезны вести себя потише.

Бородачи удивленно переглянулись.

— Это она орет как резаная.

Высокий кивнул на Джованеллу.

— Мозгов как у курицы, а голос как труба. Разоралась, хотя ее пока никто не трогает.

— Синьоры, вам лучше уйти, — вкрадчиво сказал второй, в его повадках было что-то кошачье, и Джеймс сразу решил, что он более опасен. — Нам хотелось бы уладить свое дельце в узком кругу. Право, синьоры, мы постараемся закончить побыстрее и не причинять вам излишнего беспокойства.

За это время Бат Берни, как ни странно, не проронил ни слова.

— Два безмозглых барана! — вдруг визгливо закричала Джованелла. — Ничего кроме своей вонючей рыбы всю жизнь не видели, и меня загубить хотите. Все вам плохо: и работа моя, и все, все! По-вашему, манекенщица то же, что шлюха. Чтоб вам утонуть в дырявой лодке! Вечно вы мне все портите!　

Этвуд взял ее за локоть.

— Успокойтесь, миссис Берни.

Его слова возымели странное действие, но не на женщину, а на бородачей, которые в ярости заорали, перебивая друг друга:　

— Кого вы называете «миссис Берни»?! Эту дрянь? Да она такая же миссис Берни, как я — Папа Римский. Шлюха она, шлюха, всю семью опозорила. Лучше б ей лежать в могиле! Мать из дома выйти стыдится. Ма-не-кен-щи-ца! Знаем мы этих манекенщиц! Голые плечи выставлять да юбку задирать — вот ее работа. Допрыгалась!　

— Я ничего не понимаю, — беспомощно сказал Джеймс. — Что они кричат?　

Разобрать что-либо, кроме отдельных слов, было уже невозможно: кричали все трое, вместе с Джованеллой, Бат Берни тоже пытался что-то сказать, но его голос тонул среди их воплей. Вдруг Джованелла метнулась к коттеджу и, оттолкнув Бата, скрылась за дверью. Джеймс подумал, что она попросту сбежала, однако буквально через секунду женщина выскочила обратно, сжимая в руке какую-то бумагу.

— Вот вам, вот! — выпалила она, сунув бумагу высокому прямо в лицо. — Жена твоя шлюха и дети такими же вырастут, а я — порядочная женщина!　

Вспоминая потом последующую сцену, Джеймс каждый раз безудержно хохотал. Выражение лиц обоих бородачей изменилось самым поразительным образом: ярость и злоба исчезли, сменившись сияющими улыбками, в первую минуту чуточку смущенными; они окружили все еще с опаской взиравшего на них Бата Берни и стали дружелюбно похлопывать его, приговаривая:　

— Небольшое недоразумение вышло, с кем не бывает. Забудем, дорогой зять, кто старое помянет… Мы же ради сестры, одна она у нас. Кому о ней заботиться, как не нам?　

Наконец высокий решительно сказал:　

— Это дело надо отпраздновать! Собирайтесь, махнем в город, повеселимся. Эх, сестренка, что ж ты нам сразу не сказала? Хоть бы мать порадовала! А то вон какая неувязка получилась.

— Я собиралась написать из Нью-Йорка. Вы же всегда были против американцев…　

— Это мы так, вообще, а раз он на тебе женился, совсем другое дело. Отличный парень, сразу видно!　

Бат Берни, Джованелла и ее братья укатили праздновать счастливое событие, в радостном порыве они позвали и Джеймса с Этвудом, но те вежливо отклонили приглашение, сославшись на утомительное утро. Бат казался человеком, отнюдь не страдающим излишней впечатлительностью, а Джованелла, как справедливо заметил Этвуд, интересовалась исключительно собой и тем, что непосредственно ее касалось, поэтому было вполне резонно полагать, что они весело проведут время и утренние события не омрачат им настроения.

— Опять я промахнулся, — со смехом сказал Джеймс, усаживаясь в свое любимое кресло-качалку, — думал, бандиты сводят счеты. Сцена была поистине великолепной! Какой накал страстей и какая потрясающая перемена! Жаждущие крови мстители разом превратились в любвеобильных родственников. О, магическая сила брачного свидетельства!　

Погода вконец испортилась, утро следующего дня было таким же ветреным и хмурым. Стоя посреди пустого пляжа, Джеймс обвел взглядом горизонт, вернулся в коттедж и сказал:　

— Филипп, а не поехать ли нам домой?　

Этвуд сразу согласился, дальнейшее пребывание здесь представлялось малопривлекательным. Он заказал билеты, затем позвонил жене.

— Она еще гостит у своих родственников? — спросил потом Джеймс.

— Сказала, что постарается завтра вернуться домой. Кстати, — начал было