– Я не виноват! – слабо запротестовал Гилби. – Когда мы с Сэмом рассказали все Хансу, он решил, что нельзя отпускать принца с кучей золота. Я пытался его убедить, что нельзя так поступать, но Ханс…

– Гилби, ты болван! – перебил самый крупный из грабителей – видимо, тот самый Ханс. По сравнению с ним даже верзила Сэм уже не так впечатлял. – Что, развесил уши и поверил в их доброту? Этот королевский сынок в первом же городе отправит в столицу ваши с Сэмом приметы! А как только посланники вас схватят, вы и нас сдадите. Да у этих парней с собой столько добра, что мы до конца жизни сможем безбедно сидеть где-нибудь в тихом углу!

К счастью, он, кажется, вырос на тех же сказках, что и Эдвард, и считал своим долгом произнести длинную речь и рассказать о своих планах. Генри за это время успел все рассчитать: четверо наступали на них спереди, а путь назад был свободен, и он попытался взглядом показать Эдварду, чтобы тот гнал коня туда. Они просто вернутся в деревню, а оттуда поедут другой дорогой или попросят провожатых, словом, выдумают что-нибудь. Главное – убраться как можно дальше от людей с ножами. Все, кроме пристыженного Гилби, смотрели на их чересседельные сумки так, будто и правда думали, что там несметные сокровища. Генри даже лиц не видел – только горящие жадным огнем глаза между шарфами и шапками.

Но план побега, увы, разбился об обстоятельство, которого Генри не учел: желание Эдварда хоть кого-то треснуть мечом было сильнее его инстинкта самосохранения. Не обращая на Генри никакого внимания, он выше поднял меч и с наслаждением протянул:

– Думаете, струсил? Башку снесу первому, кто подойдет.

Теперь, когда все заявили о своих намерениях, пора было начинать драться, и Генри едва успел вклиниться между Эдвардом и Хансом, который, видимо, решил проверить его угрозы на себе.

– Вы что, с ума сошли? – спросил Генри, пытаясь унять дрожь в руках. – Это принц. Если с ним что-нибудь случится, король вас из-под земли достанет, и Цитаделью не отделаетесь. Он будет ломать вам по кости каждый день, пока не сойдете с ума.

Эдвард приоткрыл рот. Он не представлял своего отца в такой роли. Генри, впрочем, тоже, но грабителям знать об этом было необязательно. К сожалению, у Ханса с инстинктом самосохранения было еще хуже, чем у Эдварда, – вместо того чтобы испуганно податься назад, как мудро сделали остальные трое, он рассмеялся:

– Нам терять нечего, дорогуша. Чтобы пожаловаться папочке, его высочество должен живым до столицы добраться, а в королевстве и без нас опасностей полно. Нечего было таким чистеньким мальчикам выходить из дома – кто-то ваше добро к рукам точно приберет, и лучше уж это будем мы.

То, что его тоже отнесли к чистеньким мальчикам, рассмешило бы Генри до слез, если бы в следующую секунду все не вышло из-под контроля. Ханс вытащил из-за пазухи камень и с меткостью, достойной лучшего применения, швырнул его Эдварду в голову. Тот был не готов к битве в таком стиле и даже не попытался уклониться, хотя Генри на его месте успел бы. Эдвард выронил меч и свалился на землю, а Ханс спокойно подъехал и начал снимать с коня сумку. Гилби ахнул – он, кажется, тоже не был готов к такому повороту событий, – а вот Сэм времени терять не стал.

– Слезай, – резко сказал он, тыча ножом в сторону Генри.

«Ну конечно, давай, веди себя как трус, – шепнул голос огня, и Генри согнулся, как от боли. Каждый раз эта мерзость застает его врасплох! – Будешь послушным слизняком или покажешь, на что способен?»

– Нет, – без выражения ответил он, едва понимая, что говорит вслух. – Уходи.

Сэм, видимо, решил, что Генри обращается к нему, потому что глухо хмыкнул в шарф, убрал нож и обеими руками сильно толкнул Генри в грудь. Тот полетел вниз. От удара о землю он вскрикнул: не потому, что было больно, а потому, что огонь вспыхнул сильнее, прокатился по каждой вене, по каждой мышце.

– Хорошие кони, чистопородные, их тоже заберем, – услышал он как будто сквозь сон.

Генри открыл глаза. Гилби и Ханс поспешно складывали сумки на своих коней, даже не проверив содержимое, – видимо, решили сделать это в более укромном месте. Сэм и человек, имени которого Генри так и не узнал, тянули за поводья Снежка и Болдера, а те упирались, ржали и вставали на дыбы. Эдвард мотал головой и безуспешно пытался встать. Его золотые волосы были перепачканы землей и кровью.

«Хватит трусить, – сказал огонь. – Ты тот, кто есть, – может, пора этим воспользоваться?»

Генри сгорбился, вцепившись руками в землю и представляя, как прыжком собьет с ног своих врагов, одного за другим. Схватит их за шею и почувствует, как бьется пульс, сначала быстро, потом медленнее, и сила этих жалких болванов перейдет к нему, никто даже не узнает, тут лес, а они бродяги, которых нигде не ждут. Последним он схватит Эдварда, тот не сможет драться, и Генри возьмет всю его силу, всю его жизнь, и потом никто его больше не остановит. Эта мысль взорвалась в его голове таким наслаждением, что Генри закричал.

Он сидел на коленях и орал во всю глотку, пока в голове не прояснилось. Кто-то начал смеяться, но смех оборвался, когда Генри поднялся на ноги, оскалившись, как зверь.

Все четверо смотрели на него, застыв на месте, и на их лицах был такой беспомощный ужас, что даже сквозь горячий туман, наполнявший голову, Генри задумался, что же они увидели в его глазах. Ханс попятился к своему коню, и Генри мягко, добродушно удивился, что пять минут назад этот человек казался ему страшным.

– Иди сюда, не бойся, – сказал он, чувствуя, как язык выталкивает из него слова, которых он не собирался произносить.

Никогда еще Генри не видел, чтобы человек так быстро садился на лошадь – такого искусства не достиг даже Эдвард. Вслед за Хансом на коней вскочили и остальные. Через минуту поляна была пуста – четверка грабителей гнала коней прочь так, что дрожала земля. До Генри не сразу дошло, что он чувствует дрожь земли, потому что лежит на ней, хотя и не помнит, как упал. Он полежал, глядя, как кружится над ним изрезанное линиями веток небо, а потом закрыл глаза.

Из забытья его вывел удар по щеке и последовавшая за ним ругань в таких выражениях, каких Генри еще не слышал, – видимо, из библиотечных книг. Он открыл глаза. Эдвард сидел рядом, одной рукой держась за голову, а вторую разглядывая так, будто видел ее впервые.

– Ты как раскаленный котел, – возмущенно заявил он и подул себе на ладонь.

Но исследовательское рвение все же победило осторожность – он снова потянулся и ткнул Генри пальцем в щеку.

– Роза чокнутая, – прошипел он, отдернув руку. – Когда она тебя поцеловала, я сразу понял, что у нее странные вкусы, но не до такой же степени!

Генри с трудом сел. Ему было так холодно, что он с грустью вспомнил свою любимую охотничью куртку, в которой когда-то вышел из дома. Вот бы что сейчас пригодилось.

– Я тогда не обжигал, – выдавил он. Губы онемели так, словно их пчелы изжалили, но он не хотел, чтобы Эдвард считал, будто Розе могло понравиться причинять себе боль. – Когда я нашел Сердце, все прошло. А вернулось, когда я освободил Алфорда.