абстрактных проблем к насущным. Стараясь не вертеть головой слишком уж активно, он слегка повернул ее в сторону, в которую указала подполковник, и заметил суетливого молодого человека с прыщавым лицом в расстегнутом поношенном пальто и мятой фуражке. Он ходил среди толпы, кого-то как будто высматривая и то и дело слегка припадая на одну ногу. Раза три за несколько минут он столкнулся с кем-то из прохожих, один раз принялся при этом шумно спорить и едва ли не лезть в драку.

— Пусть его, — Герман усмехнулся. — Эту штуку ему вряд ли утащить. Далеко с ней не убежишь.

— Тем не менее, — Таня покачала головой. — Тут надо быть настороже. Они знают, что мы рано или поздно явимся. Возможно, стоило вовсе закрыть вокзал, но это же сколько возни и согласований.

Еще находясь в зале, она сделала едва заметный жест рукой и активировала щит вокруг себя и Германа. Он был почти незаметен, и окружающие могли с трудом разглядеть лишь слабое перламутровое сияние, окружающее двоих неприметных пассажиров. Но любое вооруженное посягательство на них

Они вышли из широких дверей вокзала и стали протискиваться сквозь толпу к проспекту, на котором их ждал агент, замаскированный под извозчика. До него оставалось уже не более сотни шагов — Герман видел уже, как тот, приметив их деловито отбросил в сторону окурок и приготовился гнать.

Но едва они сделали еще несколько шагов, как раздался выстрел — чудовищно громкий, хотя и кажется, что где-то вдалеке — и Таня, вскрикнув, рухнула на мостовую, зажимая пальцами рану в бедре, из которой потекла темная кровь, быстро пропитавшая край платья.

По толпе пронесся тысячеголосый крик, люди кинулись врассыпную, толстый мужчина в котелке едва не сбил Германа с ног и чуть не наступил на ладонь Тани, но Герман успел оттолкнуть его.

«Как такое возможно?» — пронеслось у него в голове. — «Мощный щит, поставленный княжной, непробиваем для пули. Магия? Маг в рядах нигилистов?».

Но раздумывать было некогда. Едва Герман наклонился к Тане, лицо которой перекосило от боли, как рядом с ним оказался прыщавый в пальто. Конечно, Герман догадывался о том, что нечто подобное может случиться, и саквояж из рук не выпускал. Но на секунду легка ослабил хватку, и этого опытному вору оказалось достаточно.

Оказавшись рядом, он сначала толкнул Германа в плечо, а затем, когда тот инстинктивно попытался толкнуть в ответ, поймал его руку на противоходе и сильно рванул саквояж из рук, так что Герман невольно выпустил его, на секунду ослабив хватку.

Прыщавый вор, который именно этого и добивался, тут же рванул с места с легкостью, которая поразила бы и бывалого спортсмена. Даже мечущиеся вокруг люди, казалось, не мешали ему, а, напротив, помогали, он же огибал их с просто фантастической грацией. Это был настоящий профессионал, черт бы его побрал!

Герман по части бега тоже был не последним человеком в Москве, а бросился он следом, едва осознал, что произошло. Таню, конечно, тоже без помощи оставлять было нельзя, но он решил, что ей могут помочь и другие агенты, а карманника не упустить очень важно.

— Трофимов! — крикнул он мчавшемуся на помощь усатому сержанту. — Прикрой подполковника! Головой отвечаешь!

Еще один агент, в штатском, тоже бежал навстречу, на ходу разматывая бинт, добытый из сумки. Воздух кругом загудел: другие двое агентов врубили щиты помощнее, запитанные из служебных каналов. Герман изо всех сил надеялся, что хотя бы их таинственный стрелок пробить не сможет.

Скорость беглец развил потрясающую, и беги он налегке, Герман, пожалуй, ни за что бы его не догнал, однако тяжеленный и объемный саквояж в руках противника, все-таки давал Герману заметную фору. Карманник, кажется, не ожидал, что ему придется тащить этакий кирпич, он сперва держал саквояж на отлете, но быстро понял, что так его может выронить или зацепиться за кого-то в толпе, и оттого прижал его к груди, используя, как таран. Но бежать так было не слишком удобно, и Герман стал вора нагонять.

— Корпус жандармов! — рявкнул он. — Расступись!

Несколько человек инстинктивно бросились с дороги, но большинство в поднявшемся гвалте не расслышало его восклицания, и Герману пришлось все так же огибать людей, несущихся, не разбирая дороги. Одна девица влетела прямо в него, вскрикнула, повалилась на мостовую, юбка ее задралась, и все это было бы весьма эротично, но у Германа были нынче более насущные дела.

Вор, впрочем, тоже столкнулся с прохожими раз, другой. Один пожилой господин перегородил ему путь, и вору пришлось его толкнуть изо всех сил, господин в ответ огрел его тростью, вор едва не полетел на мостовую, чертыхнулся, но быстро собрался с силами и побежал дальше, перескочив через тумбу и опрокинув лоток с пирожками.

Герман, в свою очередь, едва не споткнулся об упавшую наземь и закрывшую голову руками дородную торговку, обогнул ту же самую тумбу, едва не поскользнулся на валявшемся на земле пирожке и бросился вдогонку.

На ходу Герман выхватил из кобуры револьвер. Стрелять среди мечущейся по привокзальной площади обезумевшей толпы было безумием. Не стрелять и дать карманнику уйти — еще большим безумием. Он надеялся поймать момент, когда на линии огня никого не будет, но куда там!

Люди метались вокруг, словно перепуганные куры. Некоторые бросились на землю, но большинство норовило разбежаться в стороны: кто-то стремился к дверям вокзала, кто-то побежал через улицу. Ужаснее всего было то, что никто не понимал, откуда стреляли, а значит, и где лучше укрыться.

А вот карманник отлично все понимал. Да ему и ни к чему было опасаться таинственного стрелка. Он прокладывал себе путь через толпу тумаками и толчками, протискиваясь к повороту в переулок. Германа он опережал всего на несколько шагов, и была надежда, что тот сумеет нагнать его, даже и не пуская в дело револьвер. А это было бы нелишне — перед ним был важный свидетель.

Вот только поди еще доберись до этого свидетеля! Сейчас нырнет в переулок, а там, быть может, и экипаж у него! Герман понял, что стрелять, видимо, все-таки, придется, однако едва он попытался на бегу прицелиться, как раздался выстрел, но не его собственный, а снова того же невидимого стрелка.

Вскрикнул бежавший навстречу высокий железнодорожник в синем мундире, повалился прямо на Германа, увлекая его за собой и отчаянно ругаяясь и шипя от боли. Герман, тоже выругавшись, попытался увернуться, поскользнулся на каком-то валявшемся на мостовой мусоре, чуть не повалился наземь,