однако на ногах удержался и вновь бросился за карманником, который за это время успел заметно оторваться.

Всего несколько шагов отделяло его от поворота, за которым Герман рисковал его потерять. Сам же он буквально спиной ощутил пристальный взгляд стрелка. В первый раз тот, вероятно, промазал, но сейчас наверняка выцеливал Германа в толпе и в любую секунду мог нажать на спуск. Раздумывать было некогда: Герман прицелился навскидку и выпалил беглецу в спину, а затем для верности еще раз.

Поначалу ему показалось, что он промазал. Вор продолжал бежать дальше, чуть наклонившись вперед корпусом и сжимая в руках портфель. Но секунду спустя что-то в нем надломилось, он сделал несколько неловких сбивчивых шагов, затем рухнул вперед, а его пальто окрасилось кровью. Саквояж при этом вывалился из его рук.

Герман в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние, схватил вора за ворот пальто притянул к себе, другой рукой крепко схватил ручку саквояжа.

— Кто⁈ — рявкнул Герман, перевернув карманника прыщавым лицом к себе, и тот зашипел от боли. — Кто тебя послал⁈ Отвечай мне!

— Да пошел ты! Барин! — прошипел тот и сплюнул Герману на сюртук.

— Ну, ты у меня заговоришь, мразь! — пообещал Герман, но стоило ему это проговорить, как где-то позади него раздался хлопок нового выстрела, и Герман на секунду машинально сжался ожидая, что пуля сейчас пробьет ему в лучшем случае спину, а то чего доброго — и голову. Впрочем, если бы это случилось, съеживаться, конечно же, было бы уже поздно, но разве о подобных вещах думаешь в такую минуту!

Мгновение ушло у Германа на то, чтобы осознать: нет, с ним-то самим все в порядке, а вот прыщавое лицо карманника превратилось в чудовищную кашу, буквально разорванное в клочья выстрелом. Матюкнувшись, он отбросил от себя безжизненное тело, всплеснувшее руками в последней рефлекторной судороге, и огляделся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Вне всякого сомнения, следующая пуля предназначалась ему.

Можно было бы, конечно, поднапрячься и поставить щит, вот только по опыту Тани было очевидно, что поможет это едва ли. Тем более, что сил у Германа в запасе было куда как меньше.

Лучшим укрытием, которое Герман заметил поблизости, оказалась распряженная телега, груженая арбузами, возница которой, здоровенный рыжебородый детина, прятался за ней же, по-детски вжав голову в плечи.

Герман отчаянным рывком преодолел отделявший его от телеги десяток шагов, бросился наземь, и в этот самый момент услышал новый выстрел. На землю шмякнулись кроваво-алые брызги, но это пуля всего лишь разнесла один из наваленных грудой арбузов. Герман почувствовал, как от зрелища этих ошметков его отчего-то разбирает хохот. Это, несомненно, было нервное, но поделать он с собой ничего не мог. Сидя на грязной мостовой, прижимая к груди тяжелые саквояж, он расхохотался от души, и прекратил только тогда, когда заметил на себе осоловелый взгляд рыжебородого возницы, а затем еще одного свидетеля — спрятавшегося здесь же усатого городового.

Под этими взорами Герман как-то невольно подобрался, а затем, чтобы пресечь какие-либо подозрения грозно произнес: «Корпус жандармов!».

Рыжебородый посмотрел на него с недоверием и почесал в затылке, городовой машинально козырнул и снял шапку.

Тут только Герман решил, что пора бы, наконец, разобраться, что же такое он извлек из камеры хранения, что вокруг этого предмета столько шума, в том числе, и в буквальном смысле. Поначалу-то он думал, что можно отложить знакомство с содержимым до визита в Московское управление, но теперь стало ясно, что важность этой поклажи еще выше, чем ожидалось. Любопытство взяло над ним верх, тем более, что здесь он был худо-бедно в безопасности, а вот наружу высовываться было бы сейчас плохой идеей.

Герман раскрыл саквояж, затем достал оттуда портфель и расстегнул стягивавший его потертый ремешок. Внутри в самом деле оказалась тяжелая кипа бумаг, разложенная по нескольким папкам с тесемками. Каждая из папок была подписана, вот только прочесть надпись было невозможно: буквы расплывались перед глазами, перемешивались, превращались в непонятные китайские иероглифы и наезжали одна на другую. Как будто этого мало, одна лишь попытка вглядеться повнимательнее и все же прочесть надпись на одной из папок привела к тому, что голова Германа заболела, и он почувствовал тошноту, а перед глазами у него поплыли разноцветные пятна.

Почувствовав это, он оставил попытки ознакомиться с содержимым папок. Тут нужен был штатный жандармский маг-дешифровщик, имевшийся в управлении. Герман видел такие тексты раньше: армейская криптомантия, будь она неладна.

Стараясь не думать о том, что стрелок все еще может где-то сидеть и целиться в него, Герман бросился через площадь обратно к Тане. Та, защищенная мощными щитами лежала на мостовой, а над ней колдовал — в буквальном смысле — штатный целитель в чине штаб-ротмистра, дежуривший возле вокзала под видом сбитенщика. Теперь его белый фартук был забрызган кровью, а руки делали ритмичные пассы над оголенным бедром Тани, кровь на котором уже запеклась, но все еще виднелась отвратительная темная рана.

Таня была в сознании и лицо ее было перекошено от боли. Она шипела и закусывала губу: похоже, что процедура лечения сама по себе причиняла дополнительную боль.

— Сейчас-сейчас, — шептал штаб-ротмистр, делая руками движения, словно старается что-то вынуть из раны. — Пуля. Придется немного потерпеть. Вот так… еще чуть-чуть…

Таня в ответ грязно выругалась.

— Все хорошо, — прошептал ей на ухо Герман.

— Да идите… вы… поручик… в гномью волосатую задницу… — прошипела в ответ Таня. — Хорошо ему…

— Я его догнал, — продолжал Герман. Ему хотелось отвлечь подполковника от неприятной процедуры. — Там бумаги. Зашифрованные. Армейский криптомантический шифр, нужен дешифровщик, я прямо сейчас несусь в управление.

— Только не в управление! — торопливо простонала Таня. — Не в Московское! Я дам транспорт! Живо в Тверь, а оттуда в Петербург! Я отправлю двоих людей с вами! И сразу же в приемную к Оболенскому, немедленно! Будут пытаться по дороге остановить — кто угодно, хоть именем самого императора — стреляйте!

Герман мысленно присвистнул, но понял, что она, конечно, права. Армейская криптомантия — это значит, в деле замешаны серьезные маги из аристократии, да еще и не в последних чинах. От таких людей можно ожидать чего угодно, особенно если они сотрудничают с нигилистической организацией. Это ведь дело, пахнущее для любого офицера расстрелом. Гражданского дальше каторги не пошлют, но вот военному подобного не простят точно.

Что ж, ставки поднимаются все выше. Значит, в Петербург. Повезем князю Оболенскому сюрприз.