Кирилл громко хлопнул дверью, привлекая к себе внимание. Испуганно дернулась только Ольга. Егор лишь бросил на друга укоризненный взгляд, мол «от-ва-ли».

Закрывшись в своём кабинете, он думал, что, если ещё раз застанет друга с помощницей мило болтающими или целующимися прямо в банке, выгонит обоих с работы ко всем чертям. Пусть занимаются своими личными делами в другом месте. Дёмина в чем-то была права, устанавливая в своём отделе строгие правила. А Кириллу, было особенно паршиво, что ему запрещено также открыто демонстрировать свои чувства к ней.

— Что это за дерьмо? — сквозь зубы, еле слышно прошептала Евгения.

Верховский стоял посреди общего зала её отдела и протягивал букет цветов. Чертовы розы, которые она не переносила. И выражение лица парня было таким, что не оставляло сомнений: если она не возьмёт цветы, он всучит их ей силой. Только одно останавливало её, чтобы не отшвырнуть этот венок. На них пристально смотрел весь её отдел. Якушева — скептически подняв брови, Прошин — с неподдельным ужасом, остальные — с интересом.

Этот засранец решил так заявить всем, что ухлёстывает за ней? Идиот. Ещё бы на еженедельное собрание всех отделов притащил этот веник. Чтоб уж наверняка весь банк шептался. Чтобы ходили слухи, что они спят. Ей хватало одного того, что на этих собраниях он неизменно прожигал её своим взглядом. Теперь всем станет понятно, в чем интерес наследника банка к ней. А ещё Лайт трясло от одной мысли, что теперь на неё будут смотреть со снисхождением главы других отделов: «Понятно, как Дёмина добилась своих успехов».

Вчера их совместный обед кончился совершенно ужасно. Она зачем-то так сильно разоткровенничалась перед ним. А потом заметила выходящего из кафе главу отдела кредитов. Он видел, как она обедала с Верховским, и уже тогда снисходительно посмотрел на неё.

— Цветы, — также зло прошептал Кирилл в ответ. Будто не хотел их подарить, а желал ей смерти. Лайт сделала шаг в сторону и, обогнув парня, прошла мимо, еле слышно бросив:

— Твой отец будет в восторге.

Кирилл усмехнулся. В кой-то веки ему было плевать, что там скажет или решит за него отец.

***

— Что это? — зло спросил Верховский, смотря на лист бумаги, протянутый ему Дёминой через стол. Он прочёл первые строки, но смысла их не понимал.

— Заявление на увольнение, — произнесла та.

Эти цветы стали последней каплей. И если бы это был единичный случай! Неделю он изводил её новыми букетами, благоразумно больше не вручая их сам, а посылая курьеров. Всё равно все и так уже знали, от кого цветы. Женя же понимала, что скандалить с посторонними прилюдно не менее глупо, чем с самим бывшим стажером. Если она не брала эти чертовы цветы, их ставили перед её дверьми, так что их видел каждый проходящий мимо. Она вынуждена была забирать их в кабинет, а тот…

Её идеальный белый кабинет превратился в адский розарий. Верховский считает это смешным?

Кирилл поднялся с кресла и медленно разорвал бумагу пополам.

Лайт от его вызова даже не дрогнула, проронив:

— Это копия. Его уже подписал твой отец. Я ухожу.

Парень, стиснув зубы, вышел из-за стола и подошел к женщине так близко, что мог бы уткнуться лбом в её лоб. Лайт даже рассмотрела еле заметную родинку на его щеке, которая в тайне манила её со времён поцелуя в кабинете. Такая маленькая деталь, но такая острая, как потянувший её крючок, выворачивающий всеми нервами наружу.

Евгения поймала мурашки от этого угрожающего взгляда и обманчиво мягкого движения. Не страх — возбуждение от наглого поведения Кирилла.

— Почему, Женя?

Она чувствовала в этом тихом голосе и обиду, и давление на неё. Синеглазый считает, что она снова сбегает? Все верно.

— Из-за тебя по всему банку ходят слухи, что мы любовники. А я никогда не буду спать со своим начальником! — твердо заявила Дёмина.

Губы Кирилла скривились в болезненной усмешке.

— Женя, а ты все-таки собираешься со мной спать, раз уходишь с должности?

Она коротко вздохнула. Наглый мальчишка снова ловит её на глупых словах.

— Кирилл, иди к черту, — почти устало сказала она.

«И цветы свои из моего кабинета забери», — мысленно добавила, стойко смотря в его синие глаза.

Парень вздрогнул и все-таки подался к собеседнице, к её лицу, касаясь кончиком носа щеки. Она назвала его по имени впервые, и в её измученном голосе мерещился уют. Терять её сейчас было особенно болезненно, он прошел путь в полгода.

Глава аудита от прикосновения Верховского тоже дрогнула. Они так редко стояли рядом, что Женя всё время забывала, что он выше и шире её в плечах — чертов мальчишка. Под его медленным, но непреклонным напором она отступила на шаг назад и уперлась в письменный стол. …Это конец… Бежать от воспоминаний больше некуда… Как же это все похоже на его прошлые поцелуи. Снова твердое желание парня прикоснуться именно к ней и тщеславие Лайт из-за того, как сильно он её хочет, несмотря на все табу, что она установила. Снова кабинет и стол, но в этот раз его и полностью чёрный, отполированный до блеска как обсидиановое стекло. Женя ведь боялась больше всего именно этого.

Прикрыла глаза и с едкой мыслью: «все кончено» сама коснулась губ Кирилла, прихватила на пробу нижнюю, слушая чужое неровное дыхание. …Ему нравилось, она нравилась ему… Что-то горячее пробежалось мурашками по спине. Отступать действительно некуда, только идти вперёд.

Евгения, ворвавшись языком в его рот, впервые поцеловала парня сама. Верховский чуть не оглох от того, с как громко застучало его сердце. Лайт целовалась, как дралась: резко, сильно, будто ей необходимо было победить, а он пускал её в себя только глубже, как принимал все прежние удары. Будто говорил: «Побеждай, если тебе это нужно».

Жесткие и сильные движения её языка начинали сводить его с ума… Кто тут кем упивается? Кто перед кем преклоняется и кто кого хочет больше? Кирилл со сдавленным стоном навалился на избранницу, упёрся руками о стол за её спиной так, что ей снова пришлось на него сесть. Твёрдо провёл рукой по её спине и шее до затылка, крепко сдавил и поймал на весу, удерживая, даря девушке — покорившей его, возможность расслабиться под ним.

Она прижалась к нему так сильно бёдрами, что почувствовала его возбуждение через ткань брюк.

«Дёмина, что ты, мать твою, делаешь?!» — прошипело её сознание, но тело… Лайт, прикрыв глаза, оторвалась от губ парня и окончательно откинулась на его руку. Движение бёдрами, одно, второе… Даже через одежду приятное. Медленное и сильное, так что желание большего неумолимо накатывало. Хотелось грязно тереться об него, унижая саму себя. Она открыла глаза.

Верховский все это время смотрел на неё… Зло? С напряжением?

Тот наконец сделал движение бёдрами ей на встречу, не теряя зрительного контакта — уже сильнее и ближе, чем могла она. Лайт сдержала стон, но прикушенная губа и невольно изогнутые брови все показали Кириллу. Он и сам еле дышал. Вся покрасневшая от возбуждения молодая женщина была прекрасна в своей откровенности, готовая принять всего его, если бы не одежда. Он снова двинулся ей навстречу, задавая размеренный ритм, целуя её скулу, щеку, уголок губ, переносицу.