— Лайт, ты останешься? — между касаниями губ к её коже, между толчками бёдрами, но голос такой твёрдый. Это что шантаж? Когда она так возбуждена, что способна лишь сдавленно говорить: «Да… ещё… не останавливайся…»

Евгения приподнялась, чувствуя, как от напряжения кожа под одеждой начинает покрываться влагой. Подавшись к его уху, прошептала:

— Нет.

Кирилл разочарованно беззвучно застонал, утыкаясь в её волосы лицом. А она наконец нашла в себе силы оттолкнуть его и слезть с чертового стола.

— Две недели, — шёпотом проговорил он, смотря в пустоту, вспоминая все-таки законы. Глава аудита, пытавшаяся привести свою одежду в порядок, застыла. Она не думала, что парень осмелится после всего требовать отработки.

— Лайт, две недели, чтобы ты привела дела отдела в порядок перед уходом, — почти грубый рык от него.

— Как скажешь, — бросила она зло сжав губы и вышла из его кабинета.

***

«Лайт, что между нами происходит?»

Женя устало потирала лоб, бессильно смотря на сообщение в личном чате от Верховского. Всего одна фраза, но от него — непривычно взрослая и правильная.

Кирилл в своём кабинете холодно смотрел на переписку с рабочего портала. Он знал, что та прочла его сообщение. Более того: всё это время была онлайн, но молчала. В первые минуты, когда он заметил изменившийся статус сообщения, и нервничал, ожидая ответа. Но чем больше проходило времени, тем холоднее и злее он становился, понимая, что Дёмина не напишет.

Верховский поднял руки над клавиатурой, решительно набирая новый текст.

«Снова бежишь? Это так ты «решаешь» свои проблемы?»

Палец навис над кнопкой Enter. Кирилл сглотнул вязкую слюну, прежде чем отправить свой упрёк.

Женя, прочтя второе адресованное ей сообщение, стиснула пальцы в кулак. Мальчишка обвиняет её в трусости?

«Потому что я не хочу знать, что между нами происходит. Просто не приближайся ко мне больше».

Наследник, наконец выбивший из собеседницы хоть какую-то реакцию, нервно ухмыльнулся и откинулся к спинке своего кресла. Дё-ми-на… Мысленно он нараспев растягивал её фамилию. Даже этот ответ казался приятной победой. Лайт слишком рьяно избегала его, отбирая все шансы изменить её решение уйти. Быстро, пока ни она, ни он не остыли, Кирилл набрал новое сообщение.

«Хочешь извинений за эти чертовы цветы?»

Женя зло поджала губы. Как этот парень даже через удаленные сообщения умудряется быть таким наглым и самоуверенным, будто обвиняет во всем только её? К тому же какие к черту цветы?

Все меркло перед её собственным желанием с ним переспать и табу, которое она не могла переступить. …Я никогда не буду спать со своим начальником… Последняя встреча в его кабинете — яркая иллюстрация того, почему они не могут «нормально» общаться.

«Даже если я извинюсь, это ничего не изменит», — пришло вдогонку к прошлому сообщению.

Та аж скрипнула зубами. Действительно, то пятно, что оставил на её репутации Верховский, уже не стереть. Её недоброжелателям на самом деле все равно, ответила она взаимностью наследнику банка или нет.

«Согласна».

Она коротко и ёмко ответила и вышла из чата.

— Блядь… — прошептал Кирилл от досады. И эту возможность поговорить с Лайт у него отобрали, будто захлопнули перед носом дверь.

Он ведь даже не успел собрать мысли воедино, чтобы облечь их в понятные слова. Он хотел написать, что не может уже отказаться от своих чувств к ней. Но как описать все эти переливы влюблённости и желания в сухом и безликом сообщение? Ему и лицом к лицу с ней это не удавалось без того, чтобы не перейти на физический контакт от бессилия.

***

Они долго смотрели друг другу в глаза. Отец заявился к Кириллу без предупреждения. Зная, что это единственный способ поговорить с сыном.

Последние полгода они общались только по телефону — иногда ему казалось, что сын и вовсе убирает трубку куда подальше, чтобы не слышать его голос.

Олег Евгеньевич всегда чувствовал перед единственным сыном вину. За то, что умерла его мать. За то, что он не мог уделять ему достаточно своего времени. За плен. За его травмы — физические и моральные.

Он считал, что сын вырос озлобленным на весь мир подростком по его вине. Это чувство странным образом переплеталось с желанием воспитать Кирилла. Нести ответственность за его поведение, а значит указывать на его промахи и объяснять их.

— Что за конфликт у вас с главой аудита? — спокойно, издалека начал глава.

Верховский напрягся, не ожидая, что разговор будет о Лайт.

«Отец всё знает?» — Кирилл пытался игнорировать почти детский испуг, чтобы здраво мыслить. Он ненавидел этот отстранённый тон отца. Знал, что так тот начинает каждую их ссору.

Ещё отец умел выбирать вопросы. Верховский и сам хотел бы знать, что, блядь, у них за конфликт с Дёминой?!

Почему Лайт бежит после их откровенного разговора о прошлом и его попытках публично заявить о своих чувствах? И после той сцены в его кабинете? Ведь она сама чуть ли не набросилась на него. Одна мысль, что они внезапно оказались всего в одном шаге от секса по инициативе самой Жени, запоздало накатывала на Кирилла. Темная Лайт, близкая ему… Но, черт побери, такая упёртая в своих противоречиях.

— Между нами нет конфликта, — Кирилл не ответил, скорее огрызнулся.

— Мой дорогой, горячо любимый сын, — глупый приём, известный всем плохим родителям. — Евгения Игоревна слишком важный для нас специалист, чтобы терять её из-за твоих капризов.

Молодого человека задело это обращение. Отец говорит с ним как с маленьким ребёнком. Он зло спросил:

— Так какого дьявола ты подписал её заявление на увольнение, отец?

Верховский молчал, упрямством не уступая сыну.

— Я знаю, что ты не даёшь ей прохода, — тихо и вкрадчиво начал он.

Кирилл выдал злой, сдавленный смешок. Дёмина побежала жаловаться его отцу? Она ведь всегда знала, какое влияние имеет на сына отец.

— Об этом в вашем отделении знают все.

Злая и нервная улыбка Кирилла лишь стала шире. Как быстро распространяются паршивые слухи. Неужели Лайт была права, скрывая отношения на работе?

— Зная твой характер, упёртость и её отношение к подобным вещам, думаю, это чудо, что она не подала иск за домогательства. Даже Арсений не спас бы тебя от такого начала «карьеры».

Столько противоречивой информации..

— Мне стыдно за тебя и твоё поведение.

Снова это презрение, смешанное с жалостью.

Улыбка, как и злая самоуверенность, сползла с лица Верховского-младшего. … давление отца на совесть: это то, что всегда рождало внутри Кирилла разрушительное чувство ненависти к себе и к тому, что он не похож на других. Он, кажется, с самого первого в жизни укора отца не умел быть «правильным» в понимании Верховского-старшего. С первого шага был недостаточно хорош.