Черкасов прислонился к капоту, закурил, вызывающе разглядывал черную машину. Из выхлопной трубы «эмки» вырвалась струйка сизого дыма. Машина выбралась из-под тенистого навеса и медленно покатила по дороге к центру.

Нечто подобное он и подозревал. Не будут бандиты гонять посреди дня на черных машинах. За рулем сидел капитан госбезопасности Мирский и равнодушно смотрел на Черкасова. Место пассажира занимала его коллега Рита Рахимович – прямая, как штык, с поджатыми губами. Оба были в штатском, но явно при исполнении.

Машина поравнялась с припаркованным автобусом. Мирский начал притормаживать. Коллега повернулась к нему, что-то сказала. Останавливаться не стали – «эмка» протащилась мимо, покатила дальше, набирая скорость. Рита оборачивалась, продолжала смотреть, пока не скрылась.

Алексей облегченно перевел дыхание, расслабились виски, сдавленные тисками. Он чертыхнулся. Что за негласный надзор? Он ничего не знает об этих людях, хотя охотно допускает, что они работают в самом закрытом ведомстве Советского Союза…

– Что-то не так, Алексей Макарович? – спросил Шорохов, запуская мотор. – Вы задержались, труп давно уехал…

– Все в порядке, сержант, – он забрался на подножку. – Вези в отдел…

В отделе не было ни одной живой души. Народ работал по разным концам провинциального города. Чумаков с Вишневским тоже не вернулись.

Алексей сел за стол, и очень кстати – забился короткими очередями телефон. Капитан схватил трубку.

– Приветствую, Алексей Макарович, Чумаков из линейного отдела, – бодро отрапортовал пропавший оперативник.

– Ты перешел на работу в линейный отдел? – не понял Алексей.

– Нет, звоню из линейного отдела на станции, – не смутился Пашка. – Мы с Вишневским облазили весь вокзал, а также ближние и дальние окрестности. Человека по фамилии Меринов пока не выявили. Пропал человек…

– Женился и взял фамилию жены? – предположил Алексей.

– Да, это смешно, – хрюкнул Чумаков. – Людишки сказывают, что он может майданить – по поездам работать. Но база у него тут. Значит, вернется, если не погорит. Мы еще поработаем, если у вас нет на нас других видов. Наберемся терпения, соберем волю в кулек…

– Куда соберете волю? – переспросил Черкасов.

– А я что сказал? – хохотнул Пашка и отключился.

В голове варилась каша из событий и их фрагментов. Вдребезги билась логика. Человеческие лица тасовались, как карты в колоде. Алексей разгуливал по просторному кабинету, думал. Кто-то явно сходил с ума – или он, или мир вокруг него…

В вещевом мешке, с которым он прибыл в Уваров, осталась папка со значимыми уголовными делами, имевшими место в районе с осени 43‐го года. Этими материалами, с которых уже сняли гриф «секретно», его снабдили перед поездкой. Он должен был с ними ознакомиться и не сделал это. Материалы могли принести пользу. Убийство секретаря райкома Леонова в канун нового 44-го года; налет на арсенал воинской части, когда взрывы гремели такие, что последние волки в лесах в ужасе заползали в норы; побег из фильтрационного лагеря, где НКВД и Смерш просеивали народ, прибывший из немецких концлагерей, подозрительных оставляли для дальнейших разбирательств, а остальных отправляли по этапу во все концы страны – руководству ГУЛАГа срочно требовались рабочие руки…

Преступления трехгодичной давности могли перекликаться с сегодняшними. Но папка осталась дома, на Базарной улице, так и лежала на дне вещмешка.

Он спустился на первый этаж, предупредил дежурного, что вернется через час, выбрался на улицу. На этот раз он решил освоить Банный переулок, в котором находились уцелевшие общественные бани – бывшие Михайловские, и через несколько минут вышел на Базарную улицу в районе рынка.

Здесь было не людно – рабочий день в разгаре, страна трудилась. Продавцы в рядах стояли через одного. Работали государственные киоски; работники потребкооперации продавали говяжьи кости, слегка покрытые мясом. Старушки торговали первой редиской, репчатым луком. Пенсионер раскладывал на покрывале никому не нужный хлам: фонари, примусы, электрические выключатели. Алексей сбавил ход, с любопытством осматривался. Ничего подозрительного, карманные воришки сегодня не работали.

Он подошел к киоску купить папирос. Продавщица возилась, долго отсчитывала мелочь для сдачи. Он терпеливо ждал, созерцая скудный ассортимент выставленных на продажу товаров.

– Добрый день, Алексей Макарович, – прозвучал скрипучий голос. – Не скажу, что очень рад вас видеть, но обязан засвидетельствовать почтение.

Он резко повернулся. На него смотрели угрюмые глаза, принадлежащие субъекту в фуфайке и кепке. Вчера он видел его у булочной. Тот узнал Черкасова, озирался, уходя прочь, а вот Алексей не смог, хотя почуял что-то знакомое. Мужику было под сорок, щетинистый, лицо широкоскулое. Он сутулился, держал руки в карманах. Включилось боковое зрение – неподалеку прохлаждалась парочка аналогичных субъектов, не выражающих на первый взгляд агрессивных намерений.

– Не узнаешь, Алексей Макарович, – криво усмехнулся субъект. – А ты посмотри внимательнее, убери щетину, вместо фуфайки представь капитанскую форму…

– Головаш? – Сыщик вздрогнул. – Алексей Михайлович Головаш…

– Ага, тезка, – согласился субъект. – Работает пока память, товарищ капитан. Тесен мир, не так ли? Не ожидал меня живым увидеть, да еще в таком виде?

Черкасов действительно удивился. Настороженность не проходила. Субъект медленно вынул руку из кармана, протянул. Алексей пожал ее.

– Вот уж впрямь, кто старое помянет… – Улыбаться ему не шло, улыбка выходила косой и недоброй. – А я тебя еще вчера узнал, тогда – через дорогу. Смотрю, знакомая личность в городе обретается… Выходит, и ты дожил до конца войны, чудеса, да?

– Сдачу возьмите, – сказала продавщица. Он протянул руку, не глядя, ссыпал мелочь в карман. Головаш с усмешкой наблюдал за его действиями.

– Ты не напрягайся, Алексей Макарович, я к тебе с миром, а то ты, гляжу, уже драться собрался. Чего мне с тобой драться? Не ты, так кто-то другой на твоем месте тогда бы оказался…

– Но все-таки затаил ты обиду, Головаш, – подметил Алексей. – Волком смотришь, добра не желаешь. Позволь, догадаюсь. Срок доматываешь? Обретаешься в колонии-поселении, расконвоирован, гуляешь, как кот, сам по себе. Да еще и с корешами… – покосился он на зевающих спутников.

– Не с корешами, а с коллегами по работе, – поправил Головаш. – Да, ты угадал, живу в колонии, работаю монтером на электростанции, график – не бей лежачего. Но все равно – сижу, срок отбываю. Полгода осталось – если не отчебучу чего-нибудь этакого… Сам-то как? До сих пор не верю, что это ты. Тесен наш мир, но чтобы до такой степени… Ты же не проездом в этом городе?

– Назначен начальником уголовного розыска.

– Ого, – присвистнул Головаш. – Высоко взлетел.

– Не очень, – возразил Алексей. – Но падать все равно больно. Предыдущего начальника расстреляли неизвестные в собственном доме.