– Социолингвистика сложнее физики, – заметила Делла Джин, грациозно соскользнув с дивана.

Они направились к выходу. Черноволосая головка лингвиста едва доставала Рудину до груди. Рядом эта пара была похожа на длинноногого журавля и пеструю птичку из райского сада.

Дверь закрылась. Тревельян, устроив подбородок в ладони, глядел в туманный экран терминала. Мрачные видения плыли перед ним: опустошенные миры, покрытые льдом океаны, развалины городов, диск бледного солнца над опаленными скалами, ядовитый песок, что светится по ночам, безлюдье пустыни и тишина, кладбищенская тишина… Ледяной Ад, Руины, Пепел, Горькая Ягода, Рухнувшая Надежда – планеты, где Фонд совершил ошибку, допустив, чтобы их обитатели истребили друг друга либо задохнулись в собственных отходах. Но за катастрофу на Снежной Фонд не нес ответственности, здесь ошибка свершилась так давно, что в те времена на Земле кремневый нож считался вершиной прогресса.

Слабое утешение, думал Тревельян. Сохранить планету, спасти ее жителей, помочь им выбраться из тупика, одарить технологией звездной эпохи – вот достойная цель! Это было бы так замечательно, так чудесно! В определенном смысле, искупление прошлых ошибок – таких, как Руины и Горькая Ягода… Но не сам ли он сказал: у нас нет машины времени, и вряд ли кто-нибудь ее создаст?.. Да, сказал, но разве это не лукавство?.. Когда-то, в далекие, очень далекие времена, Древние расправились с Хтоном, забросив планету и ее светило в будущее, в Провал меж галактических ветвей, во тьму и холод пустоты… Планету и звезду! За сотни тысяч или миллионы лет! Бесспорно, даскины властвовали над временем! Он видел это, он ведь был на Хтоне!

«Мы оба там были, – напомнил о себе Командор. – И когда я вспоминаю этот гнусный мирок, мне хочется выпить. Есть тут коньяк? Или хотя бы виски?»

«Не знаю», – ответил Ивар, с досадой поморщившись. Старик мешал его раздумьям.

«Уверен, что есть! Археологи – народ пьющий… круто пьющий, так с давних пор повелось… они…» – Дед что-то забормотал, но Тревельян уже отключился.

Надо посоветоваться, мелькнула мысль. Поговорить с Хийаром Иртом, с Регистратором – вдруг он привез с собой что-то подходящее… темпоральный толкатель, хронореверсор, блок временной дисторсии или нечто в этом роде… Тут вспомнилось Тревельяну, что серв по большей части молчал, не задавал вопросов и мнений своих не высказывал. Как это понимать?.. Не было ли это молчание слишком многозначительным?.. Возможно, Регистратор выжидает, когда к нему обратятся за помощью?..

Подумав об этом, Ивар отодвинул кресло, поднялся и вышел в коридор. Секунду-другую он соображал, где разместили Хийара Ирта – то ли в крохотном отсеке у оранжереи, то ли в противоположной стороне, в одной из кладовых для экспонатов, пока пустующих. В силу своей андроидной сущности серв не нуждался в иных удобствах, кроме наличия воздуха; собственно, он и дышал-то раз в минуту.

Регистратор у зимнего сада, рядом с парапримами, вспомнил Тревельян и направился было к оранжерее, но тут открылась дверь в апартаментах Первого Ветра, и в коридор выскользнул Второй Дым, его секретарь и помощник. Не приближаясь к Ивару, он присел и развел руки в стороны, что считалось знаком приветствия, особого уважения или почтительной просьбы. Тревельян ответил тем же; обычаи кни’лина, к которым он приобщился на Сайкатской станции, еще не выветрились из его головы.

– Достойный ньюри консул не спешит? – осведомился секретарь, снова приседая.

– Не спешит, – подтвердил Тревельян. – В Книге Начала и Конца сказано: торопливость не пристала благородному мужу.

– Моя тень не закрывает вам дорогу?

– Если и закрывает, я не посмею на нее наступить, – ответил Тревельян в лучших традициях кни’линской вежливости.

Второй Дым отступил на несколько шагов, увеличив расстояние между собой и Иваром до пяти метров. Его колени все еще были согнуты, но руки он простер к распахнутой двери.

– Ньюри Первый Ветер хочет встретиться с ньюри консулом. Нижайше прошу проследовать и удостоить беседой. Если, конечно, ньюри консул пожелает.

– Отчего же не пожелать. Встреча с хорошим человеком – утренняя радость![35]

Тут Ивар покривил душой – Первый Ветер был ему не очень симпатичен. Павлин, напыщенный павлин! Но это мнение не отменяло дипломатию и вежливость. Так что он проследовал и очутился большой комнате, почти лишенной мебели. На стене – голограмма: стебель с мелкими алыми цветами в хрустальной вазе; слева – низкий пустой столик с подушкой, справа – такой же стол, и за ним восседает на пятках Первый Ветер. При виде гостя он приподнялся, раскинул руки и склонил голову.

– Прошу садиться, ньюри консул. Тецамни, апаш, пактари? Может быть, курзем?[36]

– Эти деликатесы всегда вызывали у меня восторг, но сейчас я не голоден. Пожалуй, только тецамни, – промолвил Ивар, опускаясь на подушку. Он измерил взглядом дистанцию до стола соратника по комиссии – никак не меньше восьми метров. Коно в самом почетном варианте, когда даже дыхание собеседников не смешивается.

Первый Ветер сделал знак секретарю. Тот исчез во внутреннем помещении и появился вновь с большим овальным подносом, который плыл за ним по воздуху на уровне плеча. Пока Второй Дым, двигаясь неторопливо и плавно, расставлял бокалы, над которыми вился душистый пар, и тарелки с солеными травками и орехами, гость и хозяин молчали. Наконец важная процедура завершилась: Первый Ветер отхлебнул горьковатый напиток, Тревельян последовал его примеру и, как полагалось, восторженно закатил глаза. Тецамни в самом деле был заварен мастерски, в лучших традициях клана ни.

– Эта встреча, ньюри консул, слишком задержалась, – произнес Первый Ветер, ерзая на подушке. – А зря, зря! В нашем собрании лишь мы двое принадлежим к человеческой расе. Вы, обитатель Земли, и я, увидевший свет на Йездане… Пора бы нам обменяться мнениями по некоторым вопросам. Без посторонних.

– И что же вы хотите мне сказать как человек человеку? – полюбопытствовал Тревельян, перейдя на язык кни’лина. Он владел им в совершенстве.

– Если разжег костер, смотри, куда улетают искры – так заповедано Серооким в его священной Книге. Сожалею, но сейчас искры летят не в ту сторону. Не от вас ко мне, как можно было бы надеяться, а к волосатому монстру, чья пасть шире подушки под моим седалищем. Хорошо ли это?

– Нехорошо, – кивнул Тревельян, испытывая острую неприязнь к собеседнику. «Не просто павлин, а павлин – интриган и эгоцентрист!» – подумалось ему. Но вслух он сказал: – Однако я прошу ньюри уточнить свои желания. Они, в конце концов, тот ветер, что несет искры.