Вообще-то, я даже заподозрил, что регистраторша подставная, работает на Контору и дает таким образом позывные, что я тут объявился, голубчик. Но, вчитавшись в ее мысли, я поразился, насколько откровенными они были и насколько извращенными. Пожалуй, это не могло быть маскировкой, она была просто первостатейной шлюхой по интересу, даже не за деньги.

Джин проживал на третьем, самом дорогом уровне, в люксах. Я подошел к его двери, постучал, а потом, как дурак, попробовал открыть одним рывком. Каково же было мое изумление, когда дверь распахнулась, а я… В общем, я чуть не нарвался. Джин держал дверь на прицеле маленького бластера, который я же сам ему в свое время и ссудил. Но он все-таки удержался, не пальнул.

Первым делом, конечно, я проверил, нет ли в номере камеры, микрофонов или наведенного луча сверхдальнего наблюдения. Все оказалось в порядке. Тогда я заговорил:

– Я не проводил с тобой подробный инструктаж, но поверь, лучше всего держать бластер, прикрытый подушкой. И противнику не сразу виден, и стрелять удобнее, и выстрел прозвучит тише, можно будет, в крайнем случае, труп из коридора втащить в номер и получить несколько минут для сборов. Иногда это самое важное – выиграть несколько минут.

Он мрачно посмотрел на меня, потом кривовато улыбнулся, хотя улыбаться ему не хотелось.

– Ты какой-то не такой. Опять меняешься? Или как это – «перетекаешь»?

Вот эта тема была не самой интересной. Я перешел к более конструктивным сообщениям:

– Войны избежать не удалось. Думаю, нам следует отсюда сваливать.

Он посмотрел на меня, блеснув глазами. Если бы он был прохожим, я бы подобрался, потому что после такого блеска должно последовать нападение. И не важно, с какой целью – ограбить, пристрелить по контракту или сдать в Контору.

– Нет, – сказал он очень твердым тоном. – У меня другие планы.

Я не очень-то надеялся, что все пройдет гладко, но все же надеялся. Оказалось, зря.

– А именно?

– И ты имеешь к ним отношение. Помнишь, ты давал слово?..

Я не очень верил в то, что просмотрел все возможные схемы подслушивания. По сути, я проработал только главные, работающие на голос. А были еще и такие, которые включались на кодовое слово. Фамилии именно такими словами и являлись еще с древних времен. Поэтому я зажал ему рот, потом успокоил взглядом, отошел от него и на полную громкость включил телевизор, хотя с нынешними фильтрами отделить такие примитивные помехи от нормального голоса ничего не стоило.

– Помню. Сволочь он первостатейная, но нельзя же так вот кидаться с небоскреба головой вперед?

– Можно. Именно так я и сделаю.

Это уже было серьезно. Я вчитался в его сознание. Тунеядство его не развеселило, он стал еще мрачнее. И решил пожертвовать собой ради благой, как он полагал, цели.

– Как ты собираешься это сделать?

– Смотри. – Он схватил с журнального столика стопку газет и развернул первую из них, потом вторую. Как всегда бывает, нужная статья не находилась. – В общем, тут пишут, что на следующем заседании парламента он будет в своей ложе. У меня есть друзья во дворце, они пронесут герметичные капсулы и отжимной детонатор. Я сумею проскочить охрану, надену на себя этот пояс, сожму детонатор…

– И если кто-то попробует тебе помешать, ты его отпускаешь и все взлетает на воздух.

– Верно.

– Это стоит денег.

– Еще каких. Вот почему я прошу тебя помочь мне раздобыть их.

Я сделал круглые глаза.

– Каким образом?

– Не имеет значения. Важно лишь попасть в Харьков к следующей неделе, а там я все организую.

– Ты не умеешь держать под прицелом дверь своего номера в гостинице, а собираешься устроить очень серьезный шум под наблюдением весьма профессиональной – уж я-то знаю – охраны.

– У меня будут консультанты. В крайнем случае, они помогут.

– Ты уверен, что они не примут тебя за провокатора?

– А для чего же существуют ментоскопы?

Я вспомнил темную зону, которую обнаружил в его сознании. Так, значит, это была просто идея терракта, направленная против определенного противника. Такое бывает. Собственно, так она и должна выглядеть.

– Джин, ты погибнешь.

– Кто-то должен его остановить.

– Это самоубийство, – повторил я.

– Черт подери, это тебя не касается! Ты должен мне помочь только деньгами!

– Я ничего не должен. – Я подумал и добавил: – И вообще, не кричи.

Он стушевался. Посмотрел на меня жалобными, собачьими глазами. Только теперь я заметил, что он чуть не плачет. А это было плохо, он готовил мне не самое убедительное алиби. Впрочем, в Москве можно было встретить и развлекающихся от горя, может быть, так было даже достовернее. Он отошел к дальней стене, сел в кресло, уронив на пол газеты.

– Ты обещал.

Я не стал говорить ему, что обещал действовать только в случае, если он погибнет. Или я что-то путаю? Или мне самому хотелось запутать ситуацию, чтобы не выглядеть совсем уж подлецом, нарушающим свое обещание?

– Почему ты не хочешь сделать все так, чтобы не погибнуть?

– Я просто не знаю, что для этого нужно. А убрать его в преисподнюю надо, иначе…

– Но почему?

Он вздохнул, полез в карман и выволок в кулаке что-то, что заставило его даже прикрыть глаза от ужаса. Потом бросил в меня легкий бумажный шарик, который и был бомбой, которая привела его в это состояние. Я развернул скомканный, залитый какими-то темными потеками листок.

Это была распечатка электронной почты от какого-то харьковского адресата, имя и номер которого мне ничего не говорили. Адресатом было настоящее имя Джина. Я подумал было, что его следует попросить не использовать свое настоящее имя, но потом вспомнил, что и сам, явившись домой, первым делом дал понять начальству, что вернулся. Они наверняка уже получили информацию из тюряги, что я бежал не один, и сложили два с единицей. Так что очень большой ошибкой это не было. Тем более что прием осуществлялся через какую-то охранную контору, а не через гостиничный комп.

В распечатке сообщалось, что все члены семьи, на которых послан запрос, уничтожены. То есть такой фамилии в Харьковской республике больше не существует.

Начиналась колонка с трех детей, носивших отчество Геннадиевичей, а дальше следовала их мать, то есть супруга Джина, его родители, ее родители и заканчивалась его престарелой бабушкой, которая доживала свои годы в доме инвалидов. Это было полное уничтожение, безжалостное и бессмысленное, какое только ублюдки, облеченные политической властью, могли обрушить на простых, ничем не защищенных, ничего не подозревающих людей. И разумеется, они погибли далеко не простой смертью. У нас в России, или в том, что когда-то называлось Россией, и тем более на Харьковщине, для невиновных людей легкой смерти не осталось.